Exaltation of the Cross. Metropolitan Anthony of Sourozh

Metropolitan Anthony of Sourozh
                   Exaltation of the Cross
                     September 28, 1986
                           ----

In the Name of the Father, the Son and the Holy Ghost.

We  have  been  keeping  these days the Feast of the Exaltation of the
Cross.  There is a passage in the Gospel in which the Lord says to us,
«No  one  has  greater  love  than  he  who  gives  his  life  for his
neighbour». And these words resolve the antinomy between the horror of
the  Cross  and  the  glory of it, between death and the Resurrection.
There  is nothing more glorious, more awe-inspiring and wonderful than
to  love  and  to  be loved. And to be loved by God with all the life,
with  all  the death of the Only-Begotten Son, and to love one another
at  the  cost  of all our life and, if necessary, of our death is both
tragedy and mainly victory. In the Canon of the Liturgy we say, «Holy,
most  Holy art Thou and Thine Only-Begotten Son and Thine Holy Spirit!
Holy  and most Holy art Thou because Thou hast so loved Thy world that
Thou hast given Thine Only-Begotten Son that those who will believe in
Him  do  not  perish  but  have  life  eternal, Who hath come and hath
fulfilled  all that was appointed for our sakes, and in the night when
He  was  betrayed  - no! - when He gave Himself up, He took bread, and
brake it and gave it to His disciples ...»

This  is  the  divine  love. At times one can give one's own life more
easily  than  offer  unto death the person whom one loves beyond all -
and  this  is what God, our Father has done. But it does not make less
the  sacrifice  of Him who is sent unto death for the salvation of one
person or of the whole world.

And  so  when  we  think  of the Cross we must think of this strangely
inter-twined  mystery of tragedy and victory. The Cross, an instrument
of  infamous  death, of punitive death to which criminals were doomed,
because Christ's death was that of an innocent, and because this death
was a gift of self in an act of love - the Cross becomes victory.

This is why Saint Paul could say, «It is no longer I, it is Christ Who
lives  in  me  ...»  Divine  love filled him to the brim and therefore
there was no room for any other thought or feeling, any other approach
to  anyone apart from love, a love that gave itself unreservedly, love
sacrificial, love crucified, but love exulting in the joy of life.

And when we are told in today's Gospel, «Turn away from yourself, take
up  your  Cross,  Follow Me» (St Mark VIII: 34) - we are not called to
something  dark  and frightening; we are told by God: Open yourself to
love!  Do  not  remain a prisoner of your own self-centredness. Do not
be,  in  the  words  of  Theophane the Recluse, like a shaving of wood
which  is  rolled  around  its own emptiness. Open yourself up! Look -
there  is so much to love, there are so many to love! There is such an
infinity  of  ways in which love can be experienced, and fulfilled and
accomplished...  Open  yourself  and love - because this is the way of
the  Cross!  Not  the  way  which the two criminals trod together with
Christ to be punished for their crimes; but the wonderful way in which
giving oneself unreservedly, turning away from self, existing only for
the other, loving with all one's being so that one exists only for the
sake of the other - this is the Cross and the glory of the Cross.

So, when we venerate the Cross, when we think of Christ's crucifixion,
when  we  hear  the call of Christ to deny ourselves - and these words
simply  mean:  turn  away  from yourself! take up your cross! - we are
called  to  open  ourselves  to the flood of Love Divine, that is both
death to ourselves and openness to God , and to each, and to all.

In  the  beginning  of  the Gospel of Saint John we are told, «And the
Word  was  with God». The Greek version says «Godwards». The Word, the
Son had no other love, no other thought, no other movement but towards
the  Beloved  One, giving Himself to Him Who gave Himself perfectly to
Him.  Let  us  learn  the  glory  of  crucified  Love,  of  this  Love
sacrificial  which is in the words of the Old Testament, stronger than
death,  stronger  than  hell,  stronger  than all things because it is
Divine  Life  conquering  us  and poured through us onto all those who
need  to  be  loved  in  order to come to Life, to believe in Love and
themselves  to become children of Love, children of Light, inherit the
Life eternal. Amen.

О Возлюбленном и Единственном.

Каждый – возлюблен и единственен, потому что ради него одного пришел Возлюбленный и Единственный, и в Нем – каждый единственный и возлюбленный.
Но оттого и шагнул от Отчего Престола во тьму недо-бытия Возлюбленный и Единственный Сын на смерть, что каждый для Него – возлюбленный и единственный и умирающий.
И за жизнь возлюбленного – умирает Возлюбленный, и за надежду единственного – Единственный.
И все, что могло бы, но никогда не станет с возлюбленным и единственным – ибо по действию безглазой и незрячей силы тления он умрет и исчезнет – все это поднимает на руки и уносит прочь из страшного места тьмы и глухого молчания Возлюбленный Сын Отчий.
Он сохраняет эти слабые ростки, эти надежды, которым никогда не дано сбыться, это безумное и неуместное стремление смертного и единственного, умирающего и возлюбленного.
И Он отогревает желание сердца его у груди Своей – на которой оскал тления оставил след своих сломанных навек резцов.
И невозможное становится живым и действенным в Единородном Сыне.

чадо Света

Иисус, услышав, что выгнали его вон, и найдя его, сказал ему: ты веруешь ли в Сына Божия?
Ин.9:35


…Прозревший слепец изгоняется из синагоги – он осуждается на смерть. Хотя здесь, на первый взгляд, имеется в виду социальная смерть, в глубине смысла текста речь идет о смерти настоящей, о приговоре, который совершится и над Иисусом. Они решили изгнать прозревшего прочь –  от земли живых.
Но это – и рассказ о платоновской пещере со счастливым концом.
Сам Свет, который узнан несчастным слепцом, вырвавшимся из мрака и поэтому возненавиденным своими сродниками, Сам Свет этот – не безличен и безразличен к смерти Своего свидетеля. Ему, воистину, есть дело до Своих – не тех, которые не приняли и изгнали, но до того Своего и единственного (ибо каждый – единственный, или, на библейском языке, «возлюбленный», и ради него и пришел Возлюбленный и Единородный Сын Божий) – Ему есть дело до того единственного, кто увидел Его свет. Он увидел Лик Иисуса, и полюбил Его, и засвидетельствовал о Нем в одиночестве, и пострадал, и был осужден, одинокий, на смерть.
Иисус услышал о нем. Иисус искал и нашел его. Свет обрел Своего сына, чадо Божие, подобное Ему.
И Он открывается ему, бывшему слепцу, до конца. Он является ему иным – не таким, как явился при первой встрече, при отверзении его очей – и как Мария потом не узнает Его, Воскресшего, Восходящего, так и слепец не узнает Его, всегда Иного, всегда Неизменного.
Он открывается ему – и нас не оставляет волнение до замирания сердца: вот Он, простой человек, который похож для Марии на садовника, а для слепца – на прохожего. Вот Он стоит, в простоте и полной открытости перед смелым и грубоватым слепцом, которому уже нечего терять. Не станет ли человеческая сила слепца, та сила, которой он совершил свою мартирию, теперь преградой, не совершится ли от его человеческой силы ужасная ошибка? Смелый слепец, осмеявший учителей закона, не принявших его, сделавшегося из нечистого слепца – чистым зрячим, а – убивших, не осмеет и Его? «А кто он, господин, чтобы мне верить в него?» Слепец не боится одинокой смерти. Он дерзко отвечает Иисусу, взирая на Него и не узнавая Его. «Скажи, где ты положил Его – и я возьму Его!» Что Ты здесь делаешь – я ищу моего Господа.
Но – говорит к сердцу Его Иисус. И узнает слепец Его, как узнает Его Мария.
«И видел ты Его, и говорит Он с тобою». Я – Тот же, Я не изменяюсь.
И не только от силы слепца была его мартирия – Дух говорил ему, что сказать и что говорить, и Духом узнал он Сына. И поклонился Ему.
И вот они – Великий Свет Истинный и сын Света – вместе и навсегда.

Христианин.

Митрополит Антоний Сурожский
ХРИСТИАНИН

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Из сегодняшнего Евангельского чтения с какой силой и ясностью

выступает то, что составляет христианина, что характеризует его

и что чуждо ему.

Христианин, это человек, который от Бога научился любить так,

как на земле никто любить не может. Христос нам говорит: если вы

будете любить тех, кто вас любит — чем вы отличны от других?

Если вы будете давать тем, от кого вы ожидаете что бы то ни было

в ответ, — чем вы отличаетесь от язычников? Любите врагов ваших,

благотворите тем, кто вас ненавидит, давайте, не ожидая ничего

взамен, и тогда вы будете подобны вашему Небесному Отцу, Который

дает и неблагодарным и злым.

Христианин отличается от других не богослужением, не тем, как он

внешне молится, не какой бы то ни было внешней формой, а

внутренним содержанием, богоподобностью своей любви — и вне

этого нет христианина. Св. Ефрем Сирин говорит: Не заключай

своей молитвы в одни слова, путь вся твоя жизнь, всякое твое

действие будет богослужением, т.е. прославлением Бога и

служением Богу. Прославлением Бога — Евангелие тоже об этом

говорит: пусть люди видят дела ваша и прославят Отца вашего,

Который на небесах; и служением Богу, Который стал человеком,

служением посильной, непобедимой, ни с чем не сравнимой любовью

к людям, для того, чтобы вновь принести в холодный, потемневший,

чужой Богу мир любовь непостижимую, ту любовь, которую человек

сам в себе не находит, но которой он может научиться и

приобщиться.

Примем эти слова Христовы к сердцу. Не благочестие делает

христианина, а любовь, не те или иные поступки делают

христианина, а любовь — но любовь особенная, любовь, подобная

Божией, любовь, которая готова идти на любые жертвы себя и

своего ради того, чтобы другому стало светло и Жизнь вошла бы в

его жизнь. Если будем так жить, то мы найдем и путь к молитве, и

путь к поклонению Богу, потому что Он будет родной, потому что

беседа с Ним будет естественная. Господь Дух Святой в наших

сердцах будет Сам воздыханиями неизреченными возносить молитвы

наши к Богу и сделает нас детьми Божиими в том смысле, который

нам позволит Его, Господа, назвать Отцом, став живыми членами

Тела Христова. Без этого — врозь, порознь — мы не христиане, без

этого наша община — не христианская община. Мы призваны быть

Христовыми, друг друга принимать, как нас принял Христос. А на

земле быть перед всеми явлением того, что может сделать Бог с

людьми, которые Ему поверят и отдадутся в Его руки, чтобы Он из

них сделал общество, подобное таинственному Троическому Обществу

— Богу Единому во Святой Троице. Аминь.

Наталье Кошиной - Яна Батищева

Я
  слушаю
          ветер -
Его дыхание бурно,
Возносит он мертвые листья
Выше макушек деревьев,
Под тучи, несомые им же.


Я
  слушаю
          ветер.
Вихри его взымают
Все то, что предано тлену,
А после, утратив силу,
Бросают. Бросают оземь.

Я
  слушаю
          ветер  -
Холодный, осенний, терпкий.
Чей голос как голос зверя
Громче, чем все оркестры.
Чем все голоса человечьи.

Я
  слушаю
          ветер  -
Ни слова - слепые звуки
Несутся, вопят и стонут.
О чем всё - ни кто не скажет,
А скажет - солжет конечно.

Но я
    слушаю
            ветер.
Знаю, когда он смолкнет,
А он непременно смолкнет,
Тогда в тишине услышу
Священную весть - твой голос.

Наталье Кошиной

Ни мрамору, ни граниту
не хоронить мертвецов -
Ударил Он смерть в ланиту,
Увидел Он смерть в лицо.

Не будет землей покрыто
Святое Твое тавро,
Ударивший смерть в ланиту,
Пронзенный смертью в ребро.

Теперь никакой разлуке
Навек не сомкнуть кольцо -
Дал осязать Свои руки
Увидевший смерть в лицо.

16.09.10

ON COMMUNION AND LIFE

     Metropolitan Anthony of Sourozh
                  ON COMMUNION AND LIFE
                         August 1971
                           ----

In the name of the Father, of the Son and of the Holy Ghost.

We  hear  week  after week the Lord saying, ‘Do this in remembrance of
Me’,  and  we  always  apply  these  words,  and  rightly  so,  to the
celebration  of  the Last Supper, to the breaking of the bread, to the
sharing  of  the  cup,  to  the  holy  meal  which Christ had with His
disciples.

And  we  are  right  to  do so because it was the prefiguration of the
Banquet of the Lamb, of the great feast of eternity, because all of us
we  have  been  created  by  God  in  order  to  be His companions for
eternity;  and a companion is one who breaks the bread with us, who is
received at the host's table, who is made an equal to his host by this
law of hospitality and of love.

And  the  Last  Supper was this; Christ broke the bread and shared the
cup,  He made His disciples unto His companions and, as this bread and
wine  were  Him, He united His companions to Himself in an unspeakable
way to be one body and one life.

But the words which Christ told, ‘Do this in remembrance of Me’ do not
apply only to the last Supper, to the holy and divine Liturgy which we
celebrate.  What  He  was doing in the Upper Room was also an image of
what  His  life  and  death  were.  The  breaking of the bread was the
breaking  of  His  body, the sharing of the cup was the shading of His
blood,  and  what  was  signified in the last Supper was the Garden of
Gethsemane  with  the  anguish and the horror of the coming death upon
Him Who was free of evil and yet chose to share with us our destiny of
dereliction  and  mortality,  and of Calvary, the actual dying for the
salvation  of  others,  —  more than this: the dying of their death so
that they should share and possess His life.

And  if  we  are  to take in earnest what we do here, week after week,
feast  after  feast, celebrating the Last Supper of the Lord, breaking
the bread together and sharing the cup, we must remember that this act
makes  us  one  with each other, because we become so one with Christ,
but  also  that all that is true of the life and the sacrificial death
of Christ must become true for us and in us. We must so live as Christ
lived for others, we must so die as Christ died, that others may live.
We must so ascend from life into this sacrificial generous life-giving
death  as  Christ  did,  and  this  lays  upon us a heavy, a stern and
glorious responsibility.

Let  us  take it earnestly, because otherwise our celebration is empty
of  meaning.  We  cannot  come  day after day and ask Christ to let us
become  partaker  of what happens in the Upper Room if we accept to be
estranged, to be alien to what it stood for His life, His incarnation,
His teaching, His facing the coming death, His dying our death that we
may live.

Let  us  think  about  it  and  reconsider  all our relationships with
others,  rethink  all  our  attitude to those who are around us. Do we
live for their sake? Is our life an offering? Are we like the Apostles
of whom Paul spoke in today's Epistle, like men sent in the last times
to  bring  a  witness  of  love  and pay the cost for it, so that life
should  be theirs, should belong to those who surround us whether they
love  or  hate  us,  and  death  should  be ours, the death of Christ,
sacrificial,  holy,  an offering of love, brought not only to God, but
to each person who needs it. Amen.

...ожидая милости...

 А вы, возлюбленные, назидая себя на святейшей вере вашей, молясь
Духом Святым, сохраняйте себя в любви Божией, ожидая милости от Господа
нашего Иисуса Христа, для вечной жизни.
   Послание Иуды 1:20-21


Сложно построенная фраза апостола Иуды поразительно богата содержанием. Апостол призывает нас хранить себя в любви Божьей, и это значит жить в этой любви, как рыба в воде. Одновременно слова апостола означают твердое упование на милость Господа Иисуса Христа и сохранение в сердце любви к Богу. В таком хранении себя в любви апостол видит начало вечной жизни, полнота которой ожидает нас впереди. Вечное блаженство, таким образом, не просто посмертное воздаяние (эта небиблейская идея «райских кущей» проникнет в умы христиан позже из эллинистической культуры). Вечное блаженство, полнота вечной жизни начинаются уже здесь и сейчас, когда нам даруется милость Христа. Беречь себя для такой вечности в первую очередь означает для апостола основывать свою жизнь на вере и отвращаться от злых дел. Вера же, по удивительному слову апостола, сама по себе оказывается явлением святыни в жизни человека, явлением Духа. Чтобы строить жизнь на вере нужна твердая решимость — но апостол подчеркивает, что этого недостаточно. Молитва, вдохновленная Духом Святым — вот тот якорь, держась за который мы можем пройти предложенный апостолом путь.


http://www.bible-center.ru/note/20100915/main

Водою и Духом. В день рождения о. Александра.

Простейший способ описать раннехристианский подход к таинствам - это сказать, что Церковь игнорировала различие в них "формы" и "сущности", и тем самым игнорировала вопрос, позднее ставший поистине проблемой литургического богословия. В ранней Церкви слова "подобие" и "образ", очевидно, относились к форме крещения, т. е. к погружению крещаемого в воду и его выходу из воды. Однако эта форма и есть то, что проявляет, сообщает и исполняет сущность, будучи самим явлением ее, так что слово "подобие", описывая форму, в то же время выражает сущность. Поэтому крещение, которое совершается "в подобие" и "по образу" смерти и воскресения, и есть смерть и воскресение. И ранняя Церковь, прежде чем она стала объяснять - если она вообще стала объяснять - все эти "почему", "что" и "как" относительно смерти и воскресения в крещении, знала, что для того чтобы следовать за Христом, нужно сначала умереть и воскреснуть с Ним и в Нем; что христианская жизнь поистине начинается с события, в котором, как и во всех подлинных событиях, само различение формы и сущности - всего лишь ненужная абстракция. В крещении, поскольку оно есть событие, форма и сущность, действие и результат, знак и его значение совпадают, ибо цель одного - быть другим, явить и реализовать другое. Крещение есть то, что оно представляет, потому что то, что оно представляет - смерть и воскресение, - есть истина. Оно есть представление не "идеи", а содержания и реальности самой христианской веры: веровать во Христа значит умереть и иметь жизнь, "сокрытую со Христом в Боге" (Кол. 3, 3). Таков центральный, всеобъемлющий и всеохватывающий опыт ранней Церкви, опыт столь очевидный, столь непосредственный, что вначале она даже не объясняла его, но рассматривала скорее как источник и условие всех богословских объяснений.

...полная смерть представляет собой не биологический феномен, а духовную реальность, чье "жало... есть грех" (1 Кор. 15, 56), - отвержение человеком единственно истинной жизни, данной ему Богом. "Грех вошел в мир, и грехом смерть" (Рим. 5, 12): нет другой жизни, кроме жизни в Боге; тот, кто отвергает ее, умирает, потому что жизнь без Бога и есть смерть. Это духовная смерть, которая наполняет всю человеческую жизнь умиранием и, будучи отделенностью от Бога, превращает ее в одиночество и страдание, наполняет страхом и иллюзиями, отдает человека в рабство греху и злобе, похоти и пустоте. Именно духовная смерть делает физическую смерть человека истинной смертью, конечным плодом его наполненной смертью жизни, ужасом библейского "шеола", где само выживание, само "бессмертие" есть не что иное как "присутствие отсутствия", полная отделенность, полное одиночество, полная тьма. И до тех пор, пока мы не восстановим христианское видение и "чувство" смерти, смерти как ужасного и греховного закона и содержания нашей жизни (а не только нашей "смерти"), смерти "царствующей" в мире сем (Рим. 5, 14), мы будем не в состоянии понять значение Христовой смерти для нас и для мира. Ибо Христос пришел разрушить и уничтожить именно духовную смерть; Он пришел спасти нас от нее.

Только теперь, когда все это сказано, мы можем постигнуть решающее значение добровольной смерти Христа, Его желания умереть. Человек умер, потому что он возжелал жизни для себя и в себе, потому что, другими словами, он возлюбил себя и свою жизнь больше, чем Бога, потому что он предпочел Богу нечто иное. Его желание есть истинное содержание греха, и поэтому - действительный корень его духовной смерти, ее "жало". Но жизнь Христа целиком и полностью соткана из Его желания спасти человека, освободить его от смерти, в которую он сам превратил свою жизнь, вернуть его к той жизни, которую он утратил в грехе. Его желание спасти - это проявление той совершенной любви к Богу и человеку, того полного послушания Божией воле, отказ от которых привел человека к греху и смерти. И, таким образом, вся жизнь Христа истинно бессмертна. В ней нет смерти, потому что в ней нет желания иметь что-либо, кроме Бога, потому что вся Его жизнь - в Боге и в любви к Нему. И поскольку Его желание умереть есть не что иное, как конечное выражение и исполнение Его любви и послушания, а Его смерть есть не что иное, как любовь и желание разрушить одиночество человека, его отделенность от жизни, тьму и отчаяние смерти, поскольку она есть любовь к тем, кто смертен, - в Его смерти "смерти" нет. Его смерть, будучи высшим проявлением любви как жизни и жизни как любви, отнимает у смерти ее жало греха и поистине разрушает смерть как воплощение власти сатаны и греха над миром.

Он не уничтожает и не разрушает физическую смерть, поскольку Он не уничтожает этот мир, частью которого она является и в котором выступает принципом жизни и даже роста. Но Он делает несравненно больше. Отняв жало греха у смерти, уничтожив смерть как духовную реальность, наполнив ее Собою, Своей любовью и жизнью, Он превращает ее, бывшую самой реальностью отчуждения и извращения жизни, в сияющий и радостный "переход" - Пасху - в более насыщенную жизнь, в более крепкое единение, в более сильную любовь. "Ибо для меня жизнь - Христос, - говорит апостол Павел, - и смерть - приобретение" (Фил. 1, 21). Он говорит здесь не о бессмертии своей души, но о совершенно новом значении и силе смерти - смерти как сопребывании со Христом, смерти, ставшей - в этом смертном мире - знаком и силой победы Христа. Для тех, кто верует во Христа и живет в Нем, "смерти больше нет", "поглощена смерть победою" (1 Кор. 15, 54) и в каждом гробе заключена ныне не смерть, а жизнь.

 

 

отец Александр Шмеман. "Водою и Духом"

Звонок другу

Необходимо передать лекарство в Москву из Питера ( там его нельзя купить по питерскому рецепту) - недели примерно через две-три. Почта подводит, так что не доверяю уже. Никто не выручит?

Великое Древо

Чему уподоблю Его? Ветви

Вверх, выше – никто не сломит.

Лоза, вознесенная в силе кедра,

Живого и мертвого древа доля.

Чему уподоблю? Вышние гнезда

Орлов с очами круга созвездий,

А корни – глубже магмы. И ветер

Присно шумит, в парусах бьется.

Чему? О, древо сухое Ноя!

О, радости Ноя лоза живая!

О, тайна спасения мира – боли

Вечной Его – и пути без края…



9 сентября 2010


http://www.stihi.ru/avtor/oliga2005

Рождение в вечность. Натальин День.

плещутся звёзды
вот и нырнула одна
вслед за подругой

не загадала
разве возможно успеть
вспомнить о главном

в августе ночи черны
зрелости время
память с букетом цветов
в платьице белом

(Наталья Кошина)

http://www.stihi.ru/avtor/otradnoe

Наталья лежала во гробе с юным и светлым лицом, с лицом человека, узревшего Спасителя мира...она была одета в белое - она всегда носила белое, и дочке велела надеть белый платок, а не черный… и ризы отпевающего отца Александра – белые…о, эта белизна – символ воскресшей плоти Христа!
И ныне - она жива, жива жизнью Его, сильной и новой, и нет у нее прежней слабости и боли. У нее был рак легких, неоперабельный, с метастазами в мозг... она прожила не два месяца, а два года, и это великое чудо. Но теперь у нее нет рака и нет метастазов - и нет одышки и боли. Она может петь Христу свою песнь, она может молиться за всех, кого знала... И она - молится....Отпевание вчера было в 18, потом гроб стоял в церкви всю ночь, мы читали Псалтирь, потом, утром, Наталью увезли в Приозерск, в деревню, чтобы похоронить - рядом с Ларин... http://www.stihi.ru/2006/03/08-1912

Она ходила в церковь до последнего, посещала в прошлом году огласительные беседы - каждый четверг приезжала в город, останавливалась у дочерей... и собрались все, знавшие ее - тоже вчетверг, вечером, на отпевание... У нас очень дружные прихожане, Тане, дочке Натальи, очень много помогли - и устройством в хоспис, и вообще, с уходом и помощью...

Христос, Великий Бог и Спаситель, приими Наталью в дивные селения Твоя, к потокам воды Твоей, и сладости Твоей, и света Твоего!

R. Kipling

THE RECALL

I am the land of their fathers,
In me the virtue stays.
I will bring back my children,
After certain days.

Under their feet in the grasses
My clinging magic runs.
They shall return as strangers.
They shall remain as sons.

Over their heads in the branches
Of their new-bought, ancient trees,
I weave an incantation
And draw them to my knees.

Scent of smoke in the evening,
Smell of rain in the night--
The hours, the days and the seasons,
Order their souls aright,

Till I make plain the meaning
Of all my thousand years--
Till I fill their hearts with knowledge,
While I fill their eyes with tears.

Metropolitan Anthony of Sourozh

Metropolitan Anthony of Sourozh
                     WHO CAN BE SAVED?
                     10 October 1967


May  God  grant us to overgrow our weakness and our illusory strength,
to  unlearn the false creativeness that has made the world in which we
live  so frightening, and to learn that alert, vigilant suppleness and
frailty  through  which  God  can work freely and build the Kingdom of
God, beginning and within the city of man.

+Fr. Seraphim (Rose)

Umilenie
(Sonnet III to Father Seraphim)

Before your life, so short, had run its course,
I saw you once with crying eyes still red;
Your face shone with both joy and sweet remorse,
From closets of your heart where words were said.
Just what it was to me you couldn’t say,
For little could such things I comprehend;
I don’t know whether God revealed that day –
The days you lived were coming to their end.
Though then I didn’t know that gentle glow
Of warmth of heart that Jesus often gives
And gave to you that day, yet now I know,
And thus your life more deeply in me lives.
But now that God my soul does rest upon,
I cannot tell you either, for you’re gone.

Br. John Damascene Christensen

+++

Умиление
Сонет третий к отцу Серафиму.
Монах Дамаскин (Христенсен)

Не прожит был ещё твой краткий век…
Однажды видел я в твоих глазах
Слезу. Ее не сдержит человек,
когда в душе любовь сменяет страх.

Но что случилось, мне ты не сказал –
я был не в силах этого понять.
Быть может, ты от Господа узнал,
что время перед ним тебе предстать.

Я сердца твоего понять не мог,
и чуждым покаянный плач мне был,
не знал того, что душу ты облёк
сияньем чудным серафимских крыл…

Теперь Христос мою рассеял тьму,
Спешу сказать тебе. А ты ушел к Нему.

(перевод Ольги Шульчевой-Джарман)

12.2000.