И что людям, бежащим прочь по опрокинутым скамьям-гробам, до того, что разорвалась завеса храма, что проложена «проходимая стезя к небесе», что явлен Тот, кто больше храма? Он мешает им «торговать», мешает жить в уютной религии.
То, что сделал Иисус до Распятия, было символом Его великих будущих дел. Он, Новый Сампсон, вылома, вывернул с корнем, разрушил вмурованные, как казалось слабым людям, навек в пол храма – который тоже должен был стоять вовек! – скамьи. Сын Мариин привел в ужас всех, уютно устроившихся в храме.
Прошли две тысячи лет, но Он, Бог, разрывающий и рушащий, Он, Распятый Иисус, Муж скорбей, на Котором не оставалось ни единого места целого – и Он жив и сияет посреди них – и нас.
http://www.proza.ru/2011/05/15/1446
суббота, 31 декабря 2011 г.
понедельник, 26 декабря 2011 г.
Илия, Михей, Иеремия, Завет - и Жизнь Вечная
Но вот завет, который Я заключу с домом Израилевым после тех дней, говорит Господь: вложу закон Мой во внутренность их и на сердцах их напишу его, и буду им Богом, а они будут Моим народом.
Книга пророка Иеремии 31:33
Иеремии пришлось жить в эпоху, полную противоречий. С одной стороны, это были времена религиозного подъёма и религиозных реформ. Правивший незадолго до плена Иосия много сделал для пропаганды и укрепления в Иудее яхвизма, как государственной религии. Внешне могло показаться, что число верующих в обществе резко возросло. Но нередко оказывалось, что эти новоявленные яхвисты вовсе не собирались отказываться от милых их сердцу домашних языческих культов. Яхвизм для них был, прежде всего, государственной, официальной религией, а на Яхве они смотрели, как на Бога — покровителя своей страны, но не как на Бога своего сердца и совей жизни. В сердцах и в жизни многих из тех, кто называл и (быть может, искренне) считал себя яхвистами, царили другие боги и другие ценности, ценности мира, который после ассирийских войн изменился необратимо. Что было делать пророку в такой духовной ситуации?
Осудить реформу Иосии, обличить религиозный формализм и двоеверие, а фактически язычество? Религиозный формализм и фактическое язычество Иеремия обличал неустанно, он вновь и вновь напоминал людям, шедшим в Храм, о том, что нельзя быть яхвистом наполовину, что такой половинчатый яхвизм хуже откровенного язычества, хотя бы тем, что открытый язычник, по крайней мере, не обманывается на счёт своей духовной жизни и своей религиозности. Но пророк прекрасно понимал, что отказ от реформ — тоже не выход, что откровенное язычество если и лучше язычества замаскированного, то лишь в той мере, в какой явный грех лучше греха тайного.
Где же искать вход, если ни откровенное попустительство язычеству, ни борьба с ним государственными силами и средствами результата не приносит? И тогда Иеремии было открыто, что для преодоления язычества нужно кардинальное обновление отношений Бога со Своим народом и с каждым конкретным человеком. Тора должна стать не просто текстом, выбитым на камне, она должна быть написана в сердце каждого.
Сердце в Библии — духовный центр человеческой личности, и если Тора будет написана в сердце человека, это будет означать, что человек станет ей следовать не по принуждению, пусть даже внутреннему, на которое он решается сам, по доброй воле, понуждая себя соблюдать заповеди, а естественно и органично, поскольку Тора станет тогда духовным ядром его личности и духовным стержнем его жизни. И тогда в жизни человека действительно не останется уже места никакому отступничеству и никаким языческим богам. Место в его сердце займёт тогда тот Единственный, Кто только и может дать человеку полноту жизни.
http://www.bible-center.ru/note/20111226/main
+++
Вот, Я пошлю к вам Илию пророка пред наступлением дня Господня, великого и страшного. И он обратит сердца отцов к детям и сердца детей к отцам их, чтобы Я, придя, не поразил земли проклятие…
Книга пророка Малахии 4:5-6
Что означают слова пророка об Илии, которого Бог пошлёт Своему народу перед наступлением дня Яхве («дня Господня»)? Можно было бы, конечно, понять его слова буквально, как многие их и понимали. В самом деле, в Книгах Царей есть упоминание о том, что Илия не умер, а был взят на небо живым. Конечно, собственно о вознесении пророка там никаких подробностей не сообщается: говорится лишь, что он отправился навстречу колеснице Яхве, спустившейся с неба, и исчез из виду. Больше его не видели, заключив из этого, что Илия был взят на небо живым. Но это ли имеет в виду Малахия? Илия замечателен не только легендой о взятии живым на небо, но и своим пламенным обличением отступничества и других грехов как властей, так и народа.
Он — бескомпромиссный и беспощадный борец за чистоту яхвизма. И если беспощадность Илии Бог скорее терпел, то его бескомпромиссность Ему была, безусловно, угодна. Оно и неудивительно: ведь за его бескомпромиссностью, порой проявляемой в форме воинственной и непримиримой, стояла та духовная цельность, без которой нельзя говорить ни о полноценной духовной жизни, ни о пути в Царство. Конечно, Илия был не единственным пророком, кому была свойственна такая бескомпромиссность. И слова пророка не обязательно понимать, как пророчество о возвращении в последние дни именно Илии.
Иисус не случайно указывает на Иоанна Крестителя, как на Илию, которого в евангельские времена народ так ждал, желая увидеть несомненный знак скорого прихода Мессии. Речь шла о свидетельстве, которое, как и свидетельство Илии в своё время, было приемлемо лишь для тех, кто был готов идти духовным путём, не оглядываясь ни назад, ни по сторонам. Спаситель не случайно говорит об Иоанне, как о пророке, пришедшем, по собственным Его словам, «в духе и силе Илии».
Речь, разумеется, идёт не о внешнем сходстве и не о физической силе. Речь идёт о дыхании («духе») и о силе Божьей, которые и позволяют человеку обрести ту внутреннюю силу и цельность, которые были так свойственны и Илии, и Иоанну. Бескомпромиссность как одного, так и другого была лишь следствием этой духовной цельности. Илии она помогла услышать Бога сквозь то «прозрачное безмолвие», опыт которого он пережил на Синае, Иоанну — почувствовать дыхание готового войти в мир Царства и узнать Того, Кто принёс Царство в мир. И обоих сделала верными свидетелями — Бога, Мессии и Царства.
http://www.bible-center.ru/note/20111221/main
+++
Посему Он оставит их до времени, доколе не родит имеющая родить; тогда возвратятся к сынам Израиля и оставшиеся братья их.
Книга пророка Михея 5:3
С Мессией Михей, как и другие (прежде всего, допленные) пророки, связывает собирание народа Божия, который во дни Мессии вновь соберётся на землю отцов, объединённую вокруг Иерусалима. Под «оставленными до времени» пророк, очевидно, имеет в виду ту часть народа, которая после разгрома Северного (Израильского) царства оказалась рассеянной по огромной Ассирийской империи: это рассеяние воспринималось (и не без оснований), как свидетельство богооставленности, как наказание Божие для той части народа, которая изменила Богу своих отцов.
Надо заметить, что на юге, в Иудее, на правителей Северного царства смотрели, как на отступников. И основания к тому были: ведь они проводили в своей стране политику религиозного двоеверия, а фактически, язычества, официально признав государственными целый ряд языческих культов наряду с культом Яхве.
Многие в Иудее смотрели на разгром Северного царства, как на закономерный итог этой политики. Но пророку, как видно, было открыто, что в истории народа Божия настанет день, когда придёт Мессия и полнота народа будет восстановлена. Конечно, Михей видит это восстановление, как процесс скорее политический, чем духовный. Но ведь пророческое восприятие духовной реальности всегда многопланово, и за реальностью исторической, общественной или политической, всегда стоит реальность духовная.
Так и здесь: Михей видит духовный процесс, как процесс политический и государственный. Он видит обновлённый Израиль таким, каким он был бы, если бы вдруг каким-то чудом вернулась блестящая эпоха Соломона. И эпоха Мессии действительно была блестящей, но не в том смысле, в каком говорит о ней пророк, хотя даже апостолы в день Вознесения ещё ожидали внешнего торжества, ожидали «восстановления царства Израилю».
Царство оказалось не таким, каким видели его допленные пророки. И Царь тоже оказался не таким, каким ожидали Его увидеть многие не только во времена Михея, но и в евангельскую эпоху. Но полнота народа Божия явлена действительно была. Правда, без внешнего величия, без сильного государства с героическими правителями во главе. В Царстве, которое, по слову Царя, «не от мира сего». И которое от этого не становится менее величественным.
http://www.bible-center.ru/note/20111224/main
+++
Но ныне, когда вы освободились от греха и стали рабами Богу, плод ваш есть святость, а конец - жизнь вечная.
Послание к Римлянам Святого Апостола Павла 6:22
Путь праведности во все времена воспринимался, как путь противостояния греху и освобождения от него. А вместе с тем во все времена всякому, кто относился к этому пути всерьёз, было ясно: полная свобода от греха — недостижимый идеал. И дело тут не только в недостатке решимости или человеческой слабости, но и в том, что после грехопадения сама человеческая природа противостоит желающему идти таким путём.
Когда Павел говорит о рабстве греху, речь идёт не об аллегории или гиперболе: после грехопадения человек действительно не властен полностью освободиться от того зла, которое проникло в его собственную природу, разлагая её изнутри. Конечно, с Божьей помощью разложению этому можно было противостоять, иначе ни о каком пути праведности вообще не имело бы смысла говорить.
Самое большее, чего мог достичь идущий путём праведности человек до прихода в мир Спасителя, — удержаться на склоне, не соскользнуть в бездну, не дать греху восторжествовать над своей жизнью безраздельно. О большем, о переломе ситуации в пользу праведности, таком переломе, после которого праведность стала бы присуща человеку, как его неотъемлемое качество, — о таком переломе не приходилось и мечтать.
Только приход Мессии изменил ситуацию кардинально. В мир вошло Царство, открывая идущим путём праведности новые возможности и новые перспективы. Теперь у идущего этим путём появилась, наконец, возможность избавиться от власти греха раз и навсегда. В самом деле: прежде, когда не только отдельный человек, но и мир в целом пребывал во власти зла и греха, вырваться из рабства греху можно было бы, лишь уйдя из мира, перестав быть его частью.
Альтернативой могло бы стать разве что пересоздание Богом мира заново. В некотором смысле именно это и происходит, когда в мир входит Царство: ведь законы Царства принципиально отличаются от законов непреображённого мира, так, что каждый, ставший его частью, может начать жизнь заново, с чистого листа. И путь праведности для тех, кто приобщился к Царству, становится именно путём полного освобождения от власти греха.
Но полное освобождение станет возможным лишь тогда, когда Царство раскроется также в полной мере, окончательно преобразив мир. Потому и говорит апостол, что целью жизни христианина является Царство: ведь, приобщившись жизни Царства в момент обращения ко Христу, христианин лишь начинает свой духовный путь, а завершится он с возвращением Спасителя во славе, когда и Царство раскроется до конца. Таким становится путь праведности после прихода Хориста: путём, начинающимся у порога Царства и завершающимся у престола Божия, где пребывает его полнота.
http://www.bible-center.ru/note/20111223/main
+++
Обетование же, которое Он обещал нам, есть жизнь вечная.
Первое Соборное Послание Святого Апостола Иоанна Богослова 2:25
О вечной жизни сегодня знают не только христиане, о ней слышал, наверное, каждый. Но о чём говорит апостол? Ответ кажется очевидным: о жизни после смерти, которую обычно и отождествляют с Царством Божиим. При этом предполагается, как нечто само собой разумеющееся, что вечная жизнь начинается «там», «за гробом», в посмертии, а та жизнь, которой мы живём здесь, по определению может быть только временной. Но это ли имеет в виду Иоанн? По смыслу греческого текста, «вечная жизнь» — не столько жизнь, продолжающаяся вечно, сколько жизнь, принадлежащая вечности. А это, конечно, не одно и то же. В принципе, жизнь, продолжающуюся вечно, можно представить себе, по крайней мере, теоретически, даже применительно к непреображённому человеку в непреображённом мире.
Более того: Библия не даёт нам оснований сомневаться в том, что до грехопадения человек (ещё непреображённый, но также и безгрешный) обладал тем, что можно было бы назвать практическим бессмертием: в принципе умереть он мог, но смерть, в том числе и смерть от старости, не была для него неизбежной. Однако к вечности в новозаветном смысле даже эта безгрешная, но естественная жизнь отношения не имела. В самом деле, Иоанн, как и другие апостолы, говоря о вечности, имеет в виду прежде всего Царство Божие.
Вечность Царства — не линейная, дурная бесконечность, не череда мгновений, тянущихся из прошлого в будущее, а полнота времён, где всё сущее существует, как единое целое, не раздробленное на сменяющие друг друга мгновения, подобно тому, как пребывает оно в непреображённом мире. И жизнь вечной, очевидно, можно считать лишь жизнь, связанную с этой полнотой времён, укоренённую в ней, а значит, укоренённую в Царстве. Царство же для нас, если мы христиане, — не будущее, а настоящее. Конечно, в нашем преображающемся, но ещё не преображённом до конца мире оно — не единственная реальность.
Впредь до полного преображения в нём будет сохраняться и заявлять о себе, наряду с Царством, входящим в мир, и прежний порядок вещей. Но жизнь вечная, о которой говорит апостол, уже сейчас может быть и действительно является частью Царства, независимо от того, где протекает её экзистенция. И в конце времён эта укоренённость станет видимой каждому, с тем, чтобы каждый, приобщившийся к вечной жизни, обрёл бы ту полноту Царства, которой искал.
http://www.bible-center.ru/note/20111227/main
Книга пророка Иеремии 31:33
Иеремии пришлось жить в эпоху, полную противоречий. С одной стороны, это были времена религиозного подъёма и религиозных реформ. Правивший незадолго до плена Иосия много сделал для пропаганды и укрепления в Иудее яхвизма, как государственной религии. Внешне могло показаться, что число верующих в обществе резко возросло. Но нередко оказывалось, что эти новоявленные яхвисты вовсе не собирались отказываться от милых их сердцу домашних языческих культов. Яхвизм для них был, прежде всего, государственной, официальной религией, а на Яхве они смотрели, как на Бога — покровителя своей страны, но не как на Бога своего сердца и совей жизни. В сердцах и в жизни многих из тех, кто называл и (быть может, искренне) считал себя яхвистами, царили другие боги и другие ценности, ценности мира, который после ассирийских войн изменился необратимо. Что было делать пророку в такой духовной ситуации?
Осудить реформу Иосии, обличить религиозный формализм и двоеверие, а фактически язычество? Религиозный формализм и фактическое язычество Иеремия обличал неустанно, он вновь и вновь напоминал людям, шедшим в Храм, о том, что нельзя быть яхвистом наполовину, что такой половинчатый яхвизм хуже откровенного язычества, хотя бы тем, что открытый язычник, по крайней мере, не обманывается на счёт своей духовной жизни и своей религиозности. Но пророк прекрасно понимал, что отказ от реформ — тоже не выход, что откровенное язычество если и лучше язычества замаскированного, то лишь в той мере, в какой явный грех лучше греха тайного.
Где же искать вход, если ни откровенное попустительство язычеству, ни борьба с ним государственными силами и средствами результата не приносит? И тогда Иеремии было открыто, что для преодоления язычества нужно кардинальное обновление отношений Бога со Своим народом и с каждым конкретным человеком. Тора должна стать не просто текстом, выбитым на камне, она должна быть написана в сердце каждого.
Сердце в Библии — духовный центр человеческой личности, и если Тора будет написана в сердце человека, это будет означать, что человек станет ей следовать не по принуждению, пусть даже внутреннему, на которое он решается сам, по доброй воле, понуждая себя соблюдать заповеди, а естественно и органично, поскольку Тора станет тогда духовным ядром его личности и духовным стержнем его жизни. И тогда в жизни человека действительно не останется уже места никакому отступничеству и никаким языческим богам. Место в его сердце займёт тогда тот Единственный, Кто только и может дать человеку полноту жизни.
http://www.bible-center.ru/note/20111226/main
+++
Вот, Я пошлю к вам Илию пророка пред наступлением дня Господня, великого и страшного. И он обратит сердца отцов к детям и сердца детей к отцам их, чтобы Я, придя, не поразил земли проклятие…
Книга пророка Малахии 4:5-6
Что означают слова пророка об Илии, которого Бог пошлёт Своему народу перед наступлением дня Яхве («дня Господня»)? Можно было бы, конечно, понять его слова буквально, как многие их и понимали. В самом деле, в Книгах Царей есть упоминание о том, что Илия не умер, а был взят на небо живым. Конечно, собственно о вознесении пророка там никаких подробностей не сообщается: говорится лишь, что он отправился навстречу колеснице Яхве, спустившейся с неба, и исчез из виду. Больше его не видели, заключив из этого, что Илия был взят на небо живым. Но это ли имеет в виду Малахия? Илия замечателен не только легендой о взятии живым на небо, но и своим пламенным обличением отступничества и других грехов как властей, так и народа.
Он — бескомпромиссный и беспощадный борец за чистоту яхвизма. И если беспощадность Илии Бог скорее терпел, то его бескомпромиссность Ему была, безусловно, угодна. Оно и неудивительно: ведь за его бескомпромиссностью, порой проявляемой в форме воинственной и непримиримой, стояла та духовная цельность, без которой нельзя говорить ни о полноценной духовной жизни, ни о пути в Царство. Конечно, Илия был не единственным пророком, кому была свойственна такая бескомпромиссность. И слова пророка не обязательно понимать, как пророчество о возвращении в последние дни именно Илии.
Иисус не случайно указывает на Иоанна Крестителя, как на Илию, которого в евангельские времена народ так ждал, желая увидеть несомненный знак скорого прихода Мессии. Речь шла о свидетельстве, которое, как и свидетельство Илии в своё время, было приемлемо лишь для тех, кто был готов идти духовным путём, не оглядываясь ни назад, ни по сторонам. Спаситель не случайно говорит об Иоанне, как о пророке, пришедшем, по собственным Его словам, «в духе и силе Илии».
Речь, разумеется, идёт не о внешнем сходстве и не о физической силе. Речь идёт о дыхании («духе») и о силе Божьей, которые и позволяют человеку обрести ту внутреннюю силу и цельность, которые были так свойственны и Илии, и Иоанну. Бескомпромиссность как одного, так и другого была лишь следствием этой духовной цельности. Илии она помогла услышать Бога сквозь то «прозрачное безмолвие», опыт которого он пережил на Синае, Иоанну — почувствовать дыхание готового войти в мир Царства и узнать Того, Кто принёс Царство в мир. И обоих сделала верными свидетелями — Бога, Мессии и Царства.
http://www.bible-center.ru/note/20111221/main
+++
Посему Он оставит их до времени, доколе не родит имеющая родить; тогда возвратятся к сынам Израиля и оставшиеся братья их.
Книга пророка Михея 5:3
С Мессией Михей, как и другие (прежде всего, допленные) пророки, связывает собирание народа Божия, который во дни Мессии вновь соберётся на землю отцов, объединённую вокруг Иерусалима. Под «оставленными до времени» пророк, очевидно, имеет в виду ту часть народа, которая после разгрома Северного (Израильского) царства оказалась рассеянной по огромной Ассирийской империи: это рассеяние воспринималось (и не без оснований), как свидетельство богооставленности, как наказание Божие для той части народа, которая изменила Богу своих отцов.
Надо заметить, что на юге, в Иудее, на правителей Северного царства смотрели, как на отступников. И основания к тому были: ведь они проводили в своей стране политику религиозного двоеверия, а фактически, язычества, официально признав государственными целый ряд языческих культов наряду с культом Яхве.
Многие в Иудее смотрели на разгром Северного царства, как на закономерный итог этой политики. Но пророку, как видно, было открыто, что в истории народа Божия настанет день, когда придёт Мессия и полнота народа будет восстановлена. Конечно, Михей видит это восстановление, как процесс скорее политический, чем духовный. Но ведь пророческое восприятие духовной реальности всегда многопланово, и за реальностью исторической, общественной или политической, всегда стоит реальность духовная.
Так и здесь: Михей видит духовный процесс, как процесс политический и государственный. Он видит обновлённый Израиль таким, каким он был бы, если бы вдруг каким-то чудом вернулась блестящая эпоха Соломона. И эпоха Мессии действительно была блестящей, но не в том смысле, в каком говорит о ней пророк, хотя даже апостолы в день Вознесения ещё ожидали внешнего торжества, ожидали «восстановления царства Израилю».
Царство оказалось не таким, каким видели его допленные пророки. И Царь тоже оказался не таким, каким ожидали Его увидеть многие не только во времена Михея, но и в евангельскую эпоху. Но полнота народа Божия явлена действительно была. Правда, без внешнего величия, без сильного государства с героическими правителями во главе. В Царстве, которое, по слову Царя, «не от мира сего». И которое от этого не становится менее величественным.
http://www.bible-center.ru/note/20111224/main
+++
Но ныне, когда вы освободились от греха и стали рабами Богу, плод ваш есть святость, а конец - жизнь вечная.
Послание к Римлянам Святого Апостола Павла 6:22
Путь праведности во все времена воспринимался, как путь противостояния греху и освобождения от него. А вместе с тем во все времена всякому, кто относился к этому пути всерьёз, было ясно: полная свобода от греха — недостижимый идеал. И дело тут не только в недостатке решимости или человеческой слабости, но и в том, что после грехопадения сама человеческая природа противостоит желающему идти таким путём.
Когда Павел говорит о рабстве греху, речь идёт не об аллегории или гиперболе: после грехопадения человек действительно не властен полностью освободиться от того зла, которое проникло в его собственную природу, разлагая её изнутри. Конечно, с Божьей помощью разложению этому можно было противостоять, иначе ни о каком пути праведности вообще не имело бы смысла говорить.
Самое большее, чего мог достичь идущий путём праведности человек до прихода в мир Спасителя, — удержаться на склоне, не соскользнуть в бездну, не дать греху восторжествовать над своей жизнью безраздельно. О большем, о переломе ситуации в пользу праведности, таком переломе, после которого праведность стала бы присуща человеку, как его неотъемлемое качество, — о таком переломе не приходилось и мечтать.
Только приход Мессии изменил ситуацию кардинально. В мир вошло Царство, открывая идущим путём праведности новые возможности и новые перспективы. Теперь у идущего этим путём появилась, наконец, возможность избавиться от власти греха раз и навсегда. В самом деле: прежде, когда не только отдельный человек, но и мир в целом пребывал во власти зла и греха, вырваться из рабства греху можно было бы, лишь уйдя из мира, перестав быть его частью.
Альтернативой могло бы стать разве что пересоздание Богом мира заново. В некотором смысле именно это и происходит, когда в мир входит Царство: ведь законы Царства принципиально отличаются от законов непреображённого мира, так, что каждый, ставший его частью, может начать жизнь заново, с чистого листа. И путь праведности для тех, кто приобщился к Царству, становится именно путём полного освобождения от власти греха.
Но полное освобождение станет возможным лишь тогда, когда Царство раскроется также в полной мере, окончательно преобразив мир. Потому и говорит апостол, что целью жизни христианина является Царство: ведь, приобщившись жизни Царства в момент обращения ко Христу, христианин лишь начинает свой духовный путь, а завершится он с возвращением Спасителя во славе, когда и Царство раскроется до конца. Таким становится путь праведности после прихода Хориста: путём, начинающимся у порога Царства и завершающимся у престола Божия, где пребывает его полнота.
http://www.bible-center.ru/note/20111223/main
+++
Обетование же, которое Он обещал нам, есть жизнь вечная.
Первое Соборное Послание Святого Апостола Иоанна Богослова 2:25
О вечной жизни сегодня знают не только христиане, о ней слышал, наверное, каждый. Но о чём говорит апостол? Ответ кажется очевидным: о жизни после смерти, которую обычно и отождествляют с Царством Божиим. При этом предполагается, как нечто само собой разумеющееся, что вечная жизнь начинается «там», «за гробом», в посмертии, а та жизнь, которой мы живём здесь, по определению может быть только временной. Но это ли имеет в виду Иоанн? По смыслу греческого текста, «вечная жизнь» — не столько жизнь, продолжающаяся вечно, сколько жизнь, принадлежащая вечности. А это, конечно, не одно и то же. В принципе, жизнь, продолжающуюся вечно, можно представить себе, по крайней мере, теоретически, даже применительно к непреображённому человеку в непреображённом мире.
Более того: Библия не даёт нам оснований сомневаться в том, что до грехопадения человек (ещё непреображённый, но также и безгрешный) обладал тем, что можно было бы назвать практическим бессмертием: в принципе умереть он мог, но смерть, в том числе и смерть от старости, не была для него неизбежной. Однако к вечности в новозаветном смысле даже эта безгрешная, но естественная жизнь отношения не имела. В самом деле, Иоанн, как и другие апостолы, говоря о вечности, имеет в виду прежде всего Царство Божие.
Вечность Царства — не линейная, дурная бесконечность, не череда мгновений, тянущихся из прошлого в будущее, а полнота времён, где всё сущее существует, как единое целое, не раздробленное на сменяющие друг друга мгновения, подобно тому, как пребывает оно в непреображённом мире. И жизнь вечной, очевидно, можно считать лишь жизнь, связанную с этой полнотой времён, укоренённую в ней, а значит, укоренённую в Царстве. Царство же для нас, если мы христиане, — не будущее, а настоящее. Конечно, в нашем преображающемся, но ещё не преображённом до конца мире оно — не единственная реальность.
Впредь до полного преображения в нём будет сохраняться и заявлять о себе, наряду с Царством, входящим в мир, и прежний порядок вещей. Но жизнь вечная, о которой говорит апостол, уже сейчас может быть и действительно является частью Царства, независимо от того, где протекает её экзистенция. И в конце времён эта укоренённость станет видимой каждому, с тем, чтобы каждый, приобщившийся к вечной жизни, обрёл бы ту полноту Царства, которой искал.
http://www.bible-center.ru/note/20111227/main
среда, 21 декабря 2011 г.
Et ipse Pileatus... Солнцеворот.
Et ipse Pileatus...
Одоление.
Солнцеворот.
Вверх - огонь от небесных поленниц.
Рев быка.
Через ноздри его -
дым и пар
духотой и золой.
Но свободен,
высок
и прославлен
сразивший его
Вифлеемец -
Тот, который везде,
и все
наполняет
Собой.
23-29 декабря 2009
Одоление.
Солнцеворот.
Вверх - огонь от небесных поленниц.
Рев быка.
Через ноздри его -
дым и пар
духотой и золой.
Но свободен,
высок
и прославлен
сразивший его
Вифлеемец -
Тот, который везде,
и все
наполняет
Собой.
23-29 декабря 2009
воскресенье, 27 ноября 2011 г.
Sermon on Fasting
Metropolitan Anthony of Sourozh
Sermon on Fasting
25th November, 1990
In the Name of the Father, the Son and the Holy Ghost. In today's Gospel (St. Luke 10:25-37) we hear the Lord saying to each of us that our neighbour is not the one whom we like, not even the one whom we love; it is the one who needs us, whether he likes us or not, and it is to him that we must turn in compassion, in charity, as indeed the Lord God Himself turned to us at the moment when the whole of mankind was alien to Him; and again, turns to each of us at the moment when we are at rock bottom, when we are as far away from Him as we can imagine, indeed, much farther, because only God can measure the distance that separates us from our being in Him, with Him, the distance which measures His absence from our life. On November 28th is the beginning of fasting time that prepares us for Christmas; many will turn to fasting, eating those things which are appointed by the Church; but is that the fast which God wishes us to keep? Listen to what the Lord said to the Hebrews, from the lips of Isaiah the Prophet [Isaiah 58:3-8]: "Cry aloud, spare not, lift up thy voice like a trumpet, and show My people their transgressions ... Yet they seek Me daily, and delight to know My ways, as though they were a nation that did righteousness, and forsook not the ordinance of their God. ... Wherefore have we fasted, say they, and Thou seest not? Wherefore have we afflicted our soul, and Thou takest no knowledge? Behold, in the day of your fast you find pleasure and exploit all your labourers! Behold, you fast for strife and debate and to smite with the fist of wickedness! You shall not fast as you do this day, to make your voice heard on high. Is it such a fast that I have chosen, a day for a man to afflict his soul? Is it to bow down his head as a bulrush, and to spread sackcloth and ashes under him? Wilt thou call this a fast, and an acceptable day to the Lord? Is not this the fast I have chosen to loose the bands of wickedness, to undo the heavy burdens, to let the oppressed go free, to break every yoke! Is it not to deal thy bread to the hungry and that thou bring the poor that are cast out to thy house? When thou seest the naked, that thou cover him? and that thou hide not thyself from thine own flesh? Then shall thy light break forth as the morning, and thine health shall spring forth speedily, and thy righteousness shall go before thee, and the glory of thy Lord shall be thy rearguard." Let us remember these words, because more than ever in our time we must not fast hypocritically, not fast with false piety, but fast by turning away from every evil, from all evil, put right in our lives everything that has gone wrong. Are we going to meet the day when the Lord our God took flesh in order to enter into the realm of death, He Who is the Eternal One, the day when He chose to enter into the realm of suffering for our sakes - are we going to meet this day by accepting to continue in our estrangement from Him? And we are estranged from Him when we hate our neighbour, when we reject our neighbour, when we refuse to forgive, when we turn away from him or her who is in need of our mercy - not only of bread, not only of shelter - indeed, that also counts! - but in need of forgiveness, of the mercy of the heart! Are we going to meet the Lord who came to save sinners by rejecting those whom we consider as sinners, those who have offended us, those against whom we have fought? Can we meet the Lord on such terms? Let us think of the shepherds: they were simple people, unsophisticated, uncomplicated, but their hearts were open to the extent to which it was possible to them, they were clean, pure of heart, and therefore, they could hear the news of the Incarnation; they could hear and receive the news as the most wonderful thing that changed everything in their lives. We have been listening to the good news day-in, day-out, year after year - has it come to us as good news that has transformed our lives, made us into people beyond compare, people who are prepared to live and to die for those who hate, who reject, who ignore, who offend us? If we are not - it is in vain that we speak of being Christian; he who does not love his brother is a liar when he says that he loves his God - these are the Apostle's words. Let us therefore enter into this period of fasting in earnest, stand in judgement before God to be judged by Him, and ask ourselves whether we could stand side by side with Him when others come to be judged, and step forward and say, 'Lord! I have forgiven - Thou hast no grudge against him, against her, any more!' Amen. |
* All texts are copyright: Estate of Metropolitan Anthony of Sourozh
Metropolitan Anthony Library
четверг, 24 ноября 2011 г.
в видении Тебя забывают о себе сердца
Древний египетский гимн, 1775– 1675 год до Рождества Христова.
«Сладость Твоя в северном небе,
добрОтой Твоей исторгаются души.
Любовью Твоею слабеют руки.
От красоты облика Твоего немеют персты.
И в видении Тебя забывают о себе сердца.
Ты единственный, сотворивший всё, что есть, сокрытый, единый,
создавший всё сущее.
Из очей Твоих произошли люди, а устами Твоими вошли в бытие боги.
Создал Ты траву на пользу скоту и плод древесный для человека.
Соделал Ты так, что имеет рыба жизнь в реке, а птица, паря в
поднебесье.
Ты даёшь дыхание тому, кто в яйце, жизнь сыну улитки.
Комар живёт благодаря Тебе. Червь и муха по образу, который Ты дал
им.
Снабжаешь Ты всем потребным мышей в норах, даёшь жизнь летучим
существам на каждом древне.
Слава Тебе, сотворившему всё это, сокрытому, единому, со множеством
рук,
Бодрствующему ночью, когда все люди спят, взыскующему доброго для
творений Своих.
Сокрытый, пребывающий во всём. Полнота и высота небосклона.
Ничтожны все молитвы, когда глаголют – слава Тебе, истощившему Себя
нас ради.
Привет Тебе, сотворившему нас. Хвала Тебе за всё творение твоё.
Хвала Тебе за все чужеземные страны,
От высоты небесной до преисподних земли, до бездн зелёного моря»
http://manefon.org/show.php?t=1&txt=12
«Сладость Твоя в северном небе,
добрОтой Твоей исторгаются души.
Любовью Твоею слабеют руки.
От красоты облика Твоего немеют персты.
И в видении Тебя забывают о себе сердца.
Ты единственный, сотворивший всё, что есть, сокрытый, единый,
создавший всё сущее.
Из очей Твоих произошли люди, а устами Твоими вошли в бытие боги.
Создал Ты траву на пользу скоту и плод древесный для человека.
Соделал Ты так, что имеет рыба жизнь в реке, а птица, паря в
поднебесье.
Ты даёшь дыхание тому, кто в яйце, жизнь сыну улитки.
Комар живёт благодаря Тебе. Червь и муха по образу, который Ты дал
им.
Снабжаешь Ты всем потребным мышей в норах, даёшь жизнь летучим
существам на каждом древне.
Слава Тебе, сотворившему всё это, сокрытому, единому, со множеством
рук,
Бодрствующему ночью, когда все люди спят, взыскующему доброго для
творений Своих.
Сокрытый, пребывающий во всём. Полнота и высота небосклона.
Ничтожны все молитвы, когда глаголют – слава Тебе, истощившему Себя
нас ради.
Привет Тебе, сотворившему нас. Хвала Тебе за всё творение твоё.
Хвала Тебе за все чужеземные страны,
От высоты небесной до преисподних земли, до бездн зелёного моря»
http://manefon.org/show.php?t=1&txt=12
пятница, 11 ноября 2011 г.
11/11/11. Poppy Day
by John McCrae, May 1915
In Flanders fields the poppies blow
Between the crosses, row on row,
That mark our place; and in the sky
The larks, still bravely singing, fly
Scarce heard amid the guns below.
We are the Dead. Short days ago
We lived, felt dawn, saw sunset glow,
Loved and were loved, and now we lie
In Flanders fields.
Take up our quarrel with the foe:
To you from failing hands we throw
The torch; be yours to hold it high.
If ye break faith with us who die
We shall not sleep, though poppies grow
In Flanders fields.
пятница, 4 ноября 2011 г.
не будьте дети умом
Братия! не будьте дети умом: на злое будьте младенцы, а по уму будьте совершеннолетни.
Первое Послание к Коринфянам Святого Апостола Павла 14:20
Судя по словам Павла, проблемы с адекватным пониманием слов Спасителя о том, что в Царство можно войти, лишь уподобившись детям, были уже у христиан первого и второго поколения. Вероятно, были в Коринфской церкви люди, считавшие, что стать детьми означает отказаться от пользования собственным рассудком, что, если нужно быть, как дети, то голова не нужна, а жить нужно «сердцем».
На практике такая позиция приводит либо к полной безалаберности в духовной (да и не только в духовной) жизни, либо к тому, что человек, не желающий жить своим умом, бывает вынужден жить чужим. Странная, на первый взгляд, для взрослого человека ситуация легко, однако, объясняется тем, что она позволяет живущему так снять с себя ответственность за собственную жизнь, переложив её на кого-то другого, притом на вполне «евангельском» основании.
И апостол вынужден был напомнить в своём послании коринфским христианам, что Иисус, сравнивая приходящих в Царство с детьми, имел в виду нечто совершенно иное. Он имел в виду отношение детей к тому злу, которого в падшем мире более, чем достаточно. И дело тут, вероятно, не в том, что дети не знают зла: уже Августин, внимательно наблюдавший за детьми, прекрасно понимал, что дети грешат меньше взрослых не потому, что в них меньше греха, а потому, что у них не хватает сил грешить «по-взрослому». Наверное, апостол имел в виду и это тоже: вообще христианину нужно уметь думать, как умеют это делать взрослые люди, но, когда дело касается зла, хорошо бы, чтобы разум христианина отказывался ему помогать участвовать в злых делах.
Такую избирательную разумность Павел, как видно, считает для христиан идеальной. Но есть здесь ещё и другой аспект: отношение ко злу. В нормальном случае детский взгляд на мир — взгляд оптимиста, чтобы сделать из маленького ребёнка пессимиста или, тем более, мизантропа, нужно очень постараться (хотя, конечно, для падшего человека тут нет ничего невозможного). Но детский оптимизм не означает, что дети не замечают того зла, в котором лежит мир. Просто это знание не делает их пессимистами. Зло не становится в детской картине мира определяющим этот мир началом. И тут взрослым христианам действительно есть чему поучиться у детей.
http://www.bible-center.ru/note/20111103/main
Первое Послание к Коринфянам Святого Апостола Павла 14:20
Судя по словам Павла, проблемы с адекватным пониманием слов Спасителя о том, что в Царство можно войти, лишь уподобившись детям, были уже у христиан первого и второго поколения. Вероятно, были в Коринфской церкви люди, считавшие, что стать детьми означает отказаться от пользования собственным рассудком, что, если нужно быть, как дети, то голова не нужна, а жить нужно «сердцем».
На практике такая позиция приводит либо к полной безалаберности в духовной (да и не только в духовной) жизни, либо к тому, что человек, не желающий жить своим умом, бывает вынужден жить чужим. Странная, на первый взгляд, для взрослого человека ситуация легко, однако, объясняется тем, что она позволяет живущему так снять с себя ответственность за собственную жизнь, переложив её на кого-то другого, притом на вполне «евангельском» основании.
И апостол вынужден был напомнить в своём послании коринфским христианам, что Иисус, сравнивая приходящих в Царство с детьми, имел в виду нечто совершенно иное. Он имел в виду отношение детей к тому злу, которого в падшем мире более, чем достаточно. И дело тут, вероятно, не в том, что дети не знают зла: уже Августин, внимательно наблюдавший за детьми, прекрасно понимал, что дети грешат меньше взрослых не потому, что в них меньше греха, а потому, что у них не хватает сил грешить «по-взрослому». Наверное, апостол имел в виду и это тоже: вообще христианину нужно уметь думать, как умеют это делать взрослые люди, но, когда дело касается зла, хорошо бы, чтобы разум христианина отказывался ему помогать участвовать в злых делах.
Такую избирательную разумность Павел, как видно, считает для христиан идеальной. Но есть здесь ещё и другой аспект: отношение ко злу. В нормальном случае детский взгляд на мир — взгляд оптимиста, чтобы сделать из маленького ребёнка пессимиста или, тем более, мизантропа, нужно очень постараться (хотя, конечно, для падшего человека тут нет ничего невозможного). Но детский оптимизм не означает, что дети не замечают того зла, в котором лежит мир. Просто это знание не делает их пессимистами. Зло не становится в детской картине мира определяющим этот мир началом. И тут взрослым христианам действительно есть чему поучиться у детей.
http://www.bible-center.ru/note/20111103/main
Благ Господь, убежище в день скорби, и знает надеющихся на Него.
Книга пророка Наума 1:7
Что имеет в виду пророк, говоря, что Бог — хорошее убежище в день
бедствия? Проще всего, конечно, было бы истолковать его слова в том
смысле, что религиозное чувство, надежда на Бога помогают в трудные
дни тем, у кого такая надежда есть. С этим спорить трудно; но о такой
ли надежде говорит Наум? Ведь тогда, в сущности, правильнее было бы
говорить не о Боге, как о надёжном убежище, а о религиозном чувстве,
как о надёжной опоре, которая в день бедствия действительно может
пригодиться и пригодилась многим.
Пророк между тем говорит о благости Божией, которая становится
убежищем в день скорби (соответствующий еврейский текст можно
интерпретировать и так тоже). А ведь благость Божия принадлежит не
только Богу. Он вложил её и в сотворённый Им мир, который вначале, до
грехопадения, был, по слову Библии, «вполне хорош» (или «вполне
благ»; в соответствующем еврейском тексте употреблено то же слово,
которое употребляет в своей проповеди Наум).
Частью этой благости, неотделимой от полноты Божия мира, полноты,
разрушенной грехопадением, оказываются люди, ищущие спасения у Бога
(соответствующее еврейское слово, переданное в Синодальном переводе
как «надеющиеся», означает, собственно, «ищущие убежища» или «ищущие
спасения»). В самом деле: всякий, ищущий у Бога спасения или убежища,
очевидно, готов довериться Ему всем сердцем, полностью на Него
положиться. А такая готовность устанавливает между Богом и человеком
глубокие и прочные отношения, отношения, свойственные не столько
падшему миру, сколько Царству.
Конечно, о близости Царства до прихода в мир Христа говорить было ещё
рано. Но ведь мир изначально был задуман Богом, как Своё Царство. Он
перестал им быть вследствие грехопадения, которое было фактом не
столько природным или историческим, сколько духовным (все связанные с
падением природные и исторические явления — лишь следствие). Но тот,
чьи отношения с Богом восстанавливались настолько, насколько это
возможно для падшего мира, приобщался к той полноте Божия мира,
которая для Бога всегда оставалась реальностью. А такая полнота
действительно могла стать самым настоящим убежищем. Даже в самые
тяжёлые дни.
http://www.bible-center.ru/note/20111104/main
воскресенье, 30 октября 2011 г.
В день апостола, евангелиста и врача Луки
Песнь девятая.
Ирмос:
Сердцем уразумейте,
Очами взирайте,
Ушами слушайте –
Се, по именам зовет нас,
Как Марию безутешную,
В прохладе сада весеннего
Целитель, от гроба восходящий, –
Отрок и Господь,
Иисус Христос.
Иисусу:
Из ран Твоих
Исцелений струи истекают,
Боже мой и Спасе,
Бескорыстно, щедро, без укоров,
Раздаешь Себя и преломляешь
Средь множества больных,
Слепых, хромых, иссохших,
Движения воды чающих,
И Тебя не видящих.
Врачам:
От Луки врача начало,
И венец в Луке епископе,
Врач – врачу,
и свидетель свидетелю Христову преемник стал,
с ними и Антоний, врач и пастырь добрый,
и апостол островов западных,
но число же их всех и имена
благородные и честные
только Ты все знаешь,
Спас, и Врач и Бог.
Богородичен:
Все Сын Твой взял Себе –
Пот, боль и усталость смертную,
Ничего не оставляя одиноким
сынам Адамовым,
Все Себе приобщил, -
Да вкушая то, что Он вкусил,
Нечаянную радость
Воскресения Его
Воочию увидят.
Светилен
Христе,
Распятый Целитель всех и Врач,
Светозарно Воскресение Твое,
И честны друзья Твои,
От света Твоего живоносного
Вкусившие.
Ирмос:
Сердцем уразумейте,
Очами взирайте,
Ушами слушайте –
Се, по именам зовет нас,
Как Марию безутешную,
В прохладе сада весеннего
Целитель, от гроба восходящий, –
Отрок и Господь,
Иисус Христос.
Иисусу:
Из ран Твоих
Исцелений струи истекают,
Боже мой и Спасе,
Бескорыстно, щедро, без укоров,
Раздаешь Себя и преломляешь
Средь множества больных,
Слепых, хромых, иссохших,
Движения воды чающих,
И Тебя не видящих.
Врачам:
От Луки врача начало,
И венец в Луке епископе,
Врач – врачу,
и свидетель свидетелю Христову преемник стал,
с ними и Антоний, врач и пастырь добрый,
и апостол островов западных,
но число же их всех и имена
благородные и честные
только Ты все знаешь,
Спас, и Врач и Бог.
Богородичен:
Все Сын Твой взял Себе –
Пот, боль и усталость смертную,
Ничего не оставляя одиноким
сынам Адамовым,
Все Себе приобщил, -
Да вкушая то, что Он вкусил,
Нечаянную радость
Воскресения Его
Воочию увидят.
Светилен
Христе,
Распятый Целитель всех и Врач,
Светозарно Воскресение Твое,
И честны друзья Твои,
От света Твоего живоносного
Вкусившие.
четверг, 27 октября 2011 г.
предел богословия
Последний возможный на земле предел живого богословия есть мученичество за Христа. Оно не есть только насильственная смерть, претерпеваемая за исповедание Христа во времена гонений. Мученичеством за Христа почитается ВСЯКАЯ скорбь, подъемлемая за осуществление в сем мире заповеди Христа, и особенно о любви к врагам. Сие есть настоящее «несомненное мученичество». Любить врагов способен только тот, кто, по слову Христа, «видел Царствие Божие, пришедшее в силе» (ср.:Мк.9,1); кто губит душу свою в следовании за Христом.
о. Софроний (Сахаров)
среда, 26 октября 2011 г.
Священная история
Завет Мой, который Я заключил с вами при исшествии вашем из Египта, и дух Мой пребывает среди вас: не бойтесь…
Книга пророка Аггея 2:5
Что такое та история, которая изложена в ветхозаветных книгах? Традиционно её принято называть священной историей Ветхого Завета; но что стоит за этим определением? История народа? Да, конечно: речь идёт об истории еврейского народа. История некой конкретной религии или религий? Несомненно: речь в ветхозаветных книгах идёт об истории яхвизма, а затем — о зарождении в его недрах и последующем становлении иудаизма. И о конкретных общинах, яхвистской и иудейской, принимавших в разные исторические периоды различные формы с тем, чтобы в период плена дать начало Синагоге со всеми многообразными проявлениями её религиозной жизни. И всё же священная история не история народа и не история религии, а история Откровения.
Это не история народной жизни, хотя бы и жизни религиозной, и даже не история богоискательства: ведь богоискательство — дело человеческое, пусть духовно и наивысшее из всех возможных. А священная история — это история того, как Бог приближался к своему народу и к отдельному человеку, как Он преодолевал отделяющую от Него человека пропасть. И в центре этого процесса оказывается союз-завет Бога со Своим народом и Его присутствие в священном собрании, которое благодаря Ему и становится священным. Завет с Богом и дыхание Бога, делающие еврейский народ народом Божиим в полном смысле слова, народом-общиной. Иначе и не могло быть: ведь дух, дыхание Бога и союз-завет с Ним — две стороны одной реальности, реальности того процесса, в результате которого вышедшая из Египта толпа становится народом-общиной.
Правда, для этого пришлось пройти через плен (проповедь Аггея относится к послепленной эпохе). Через плен, во время которого сложился, по существу, новый народ, выделился тот самый остаток, о котором говорили допленные пророки. Остаток, научившийся слушать Бога и ощущать Его дыхание.
Этот появившийся в плену навык помог еврейской общине Вавилона пережить плен, несмотря на отсутствие Храма и невозможность жертвоприношения. А ещё он, этот навык, должен был пригодиться народу потом, когда в мир войдёт Царство. Ведь оно всё пронизано дыханием Бога, полным силы и любви. До плена его знали лишь отдельные люди, обладавшие пророческим даром; после плена на знании этом была построена вся жизнь народа-общины; после Пятидесятницы — Царство, явившее миру его полноту. Такова история Бога, входящего в мир. Священная история.
http://www.bible-center.ru/note/20111026/main
Книга пророка Аггея 2:5
Что такое та история, которая изложена в ветхозаветных книгах? Традиционно её принято называть священной историей Ветхого Завета; но что стоит за этим определением? История народа? Да, конечно: речь идёт об истории еврейского народа. История некой конкретной религии или религий? Несомненно: речь в ветхозаветных книгах идёт об истории яхвизма, а затем — о зарождении в его недрах и последующем становлении иудаизма. И о конкретных общинах, яхвистской и иудейской, принимавших в разные исторические периоды различные формы с тем, чтобы в период плена дать начало Синагоге со всеми многообразными проявлениями её религиозной жизни. И всё же священная история не история народа и не история религии, а история Откровения.
Это не история народной жизни, хотя бы и жизни религиозной, и даже не история богоискательства: ведь богоискательство — дело человеческое, пусть духовно и наивысшее из всех возможных. А священная история — это история того, как Бог приближался к своему народу и к отдельному человеку, как Он преодолевал отделяющую от Него человека пропасть. И в центре этого процесса оказывается союз-завет Бога со Своим народом и Его присутствие в священном собрании, которое благодаря Ему и становится священным. Завет с Богом и дыхание Бога, делающие еврейский народ народом Божиим в полном смысле слова, народом-общиной. Иначе и не могло быть: ведь дух, дыхание Бога и союз-завет с Ним — две стороны одной реальности, реальности того процесса, в результате которого вышедшая из Египта толпа становится народом-общиной.
Правда, для этого пришлось пройти через плен (проповедь Аггея относится к послепленной эпохе). Через плен, во время которого сложился, по существу, новый народ, выделился тот самый остаток, о котором говорили допленные пророки. Остаток, научившийся слушать Бога и ощущать Его дыхание.
Этот появившийся в плену навык помог еврейской общине Вавилона пережить плен, несмотря на отсутствие Храма и невозможность жертвоприношения. А ещё он, этот навык, должен был пригодиться народу потом, когда в мир войдёт Царство. Ведь оно всё пронизано дыханием Бога, полным силы и любви. До плена его знали лишь отдельные люди, обладавшие пророческим даром; после плена на знании этом была построена вся жизнь народа-общины; после Пятидесятницы — Царство, явившее миру его полноту. Такова история Бога, входящего в мир. Священная история.
http://www.bible-center.ru/note/20111026/main
воскресенье, 16 октября 2011 г.
Проповедь протоиерея Георгия Митрофанова
Проповедь протоиерея Георгия Митрофанова (расшифровка RE RE ВКонтакте)
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.
В исполненном подлинной Христовой любви Святом Евангелии трудно найти
строки, которые бы столь сурово обличали каждого из нас, нежели те
строки, которые прозвучали сегодня, и которые говорили нам о любви к
врагам.
Действительно, как нам научиться любить врагов, если мы даже ближних
своих, делающих нам немало добра, не любим, а подчас даже ненавидим?
Действительно, как нам исполнить то, что Христос полагает в основу
христианской жизни?
Если мы вдумаемся в сегодняшнее евангельское чтение, искренне
попытаемся сопоставить его смысл с нашей жизнью, то каждый из нас
должен будет в сердце своем сказать, что он не просто плохой
христианин, а что он, может быть, совсем еще не христианин.
Сколь бы много мы ни ходили в храм,
сколь бы много ни молились,
сколь бы хорошо ни соблюдали посты,
если нет в нашем сердце способности любить,
то
мы еще далеки от Христа,
мы еще не стали христианами.
И, тем не менее, каждый раз, когда сегодняшнее евангельское чтение
звучит в храме, каждый раз церковь указывает нам именно на это.
И очень трудно жить с мыслью о том,
что ты действительно еще так далек от Христа.
Что ты действительно еще не способен любить не только врагов, но и
даже друзей, даже своих родных людей.
И кажется, что любое наше покаяние, любое наше уверение Бога в том,
что мы сможем, в конце концов, когда-нибудь по-христиански любить,
будет ложью, будет неправдой.
И действительно, может после этого поселиться уныние, ибо
действительно мы немощны и слабы, ибо не можем по-христиански любить.
Да, нам многое в этой жизни нравится,
и люди,
и вещи,
и продукты,
и развлечения.
Нравится, но это не значит, что мы их любим. А между тем нет иного
пути, чтобы стать христианином, кроме как полюбить.
И вот здесь сокрыта, может быть, одна из главных тайн христианского
откровения в этом исполненном злобы, ненависти, зависти и осуждения
мире.
Действительно,
Царство Христово не от мира сего, потому что это
Царство Любви, и
Царство это утверждается в мире сем, исполненном зла и ненависти. И
это царство от мира сего постоянно стремится в наше с вами Царство не
от мира сего, в Церковь, для того чтобы и в Церкви люди не любили, а
ненавидели, осуждали и презирали.
И это мы часто видим даже не только среди людей, далеких от церкви, но
и среди тех, кто считает себя людьми церковными.
Чтобы понять причину этого,
чтобы увидеть путь выхода из этого царства ненависти, злобы,
осуждения, которое рвется сквозь церковные врата в Царство Христово,
нужно попытаться ощутить себя в полной мере предстоящим пред Христом.
И задуматься над тем, почему так сложилась судьба наша, судьба наших
предков, что так мало было в жизни нашей и в жизни их любви.
Действительно, возможно современникам Христа, которым трудно было
понять Его проповедь, в чем-то было легче, чем нам.
Ибо мы с вами являемся продолжателями той эпохи, в которой ненависти
было более, чем когда бы то ни было.
И мы с вами,
не пройдя с детства школы любви,
не сталкиваясь с детства с примерами той подлинной христианской любви,
о которой говорит Евангелие,
очень хорошо прошли школу ненависти.
Прошли ее мы,
прошли ее наши отцы и деды.
Когда-то наших предков учили ненавидеть все то лучшее, чем жила
Россия. Ненавидеть дворянство, потому что оно служило России многие
века.
Ненавидеть духовенство за то, что оно несло веками свет Христовой
истины в сердца наших предков.
Ненавидеть купечество за то, что оно создавало материальное благополучие России.
Ненавидеть офицерство за то, что оно служило России и умирало на полях брани.
Ненавидеть интеллигенцию за то, что она просвещала и образовывала
поколения русских людей.
Ненавидеть даже крестьянство за то, что оно трудилось в поте лица и
нередко достигало действительно достойного человека уровня жизни и
сочетало тяжелый крестьянский труд с верой в Бога.
Их назвали презренным словом «кулаки» и объявили, что и их тоже нужно
ненавидеть.
И вот не стало за несколько десятилетий тех сословий, тех людей,
которые и являли очень часто пример жертвенности и сострадания.
И вот не стало за несколько десятилетий тех сословий, тех людей,
которые и являли очень часто пример жертвенности и сострадания, любви
и милосердия.
И прошла Россия мимо этих людей, и наступило страшное время, когда
человек, чтобы выжить, чтобы не быть арестованным и осужденным, должен
был постоянно изображать в своей жизни ненависть.
Он должен был постоянно обличать врагов, искать врагов, уничтожать врагов.
И врагами становились все.
Соседи по коммунальной квартире,
сослуживцы по работе, за которыми должно было следить, и на которых
должно было доносить.
И простая человеческая порядочность,
простая человеческая терпимость и сострадание стали подвигом.
Подвигом стало то, чтобы в ночь, когда соседа по квартире арестовали,
на другое утро подойти и поздороваться с его женой, погладить по
голове его ребенка.
Подвигом стало то, чтобы, живя в этом мире, остаться самим собой.
Ибо потом нас стали учить ненавидеть просто тех людей, которые не
похожи на нас, которые живут чем-то иным, чем должны жить мы все в
страшном царстве всеобщего равенства и обезличенности.
И так продолжалось десятилетия.
И страшно было войти в храм,
страшно было протянуть руку человеку, семья которого была
репрессирована, страшно было говорить правду.
И действительно, ведь очень немногие люди могут быть героями, тем
более, когда героев этих уничтожают на их глазах.
И постепенно мы свыклись с тем, что нужно жить так,
чтобы не только не любить, но
чтобы нужно было кого-то обязательно ненавидеть. И вот сейчас,
когда, казалось бы, стало легче,
когда не страшно идти в храм, когда можно говорить правду, в том числе
и правду о Христе.
Когда можно, не боясь быть расстрелянным и осужденным, говорить о том,
что ты христианин, и поступать, как христианин, мы чувствуем, как нам
это трудно. Более того,
когда в последние годы в церковь пришло немало людей, получивших
воспитание в обезбоженном обществе, мы увидели то же, что увидели
христиане четвертого века, когда после гонений на христианство в
Римской Империи христианство стало государственной религией, и в
церковь вошли многие язычники.
Эти люди принесли с собой тот дух ненависти и нетерпимости, в котором
они были воспитаны в прежние времена.
И вот уже мы в своей среде встречаем те же греховные страсти, те же
человеконенавистнические, а значит, и богоненавистнические призывы.
Мы видим, что очень часто церкви начинают превращаться в собрание
людей, которые думают не о спасении, не о любви Христовой,
а более думают
о ненависти к тем, кто
не так, как им кажется, молится,
не так, как им кажется, думает,
не так, как им кажется, веруют.
Эти люди постоянно любят говорить о том, что грядет антихрист, и
незаметно для себя более думают уже не о Христе, а именно об
антихристе.
Сейчас очень популярно размышлять о признаках его пришествия. Среди
тех, кто еще недавно пришел в церковь, стало признаком подлинного
благочестия постоянно с недоверием и ненавистью смотреть на окружающий
мир и говорить:
вот мы-то христиане, а кругом безбожники. Кругом царствует антихрист,
нужно быть осторожными,
нужно быть непримиримыми,
нужно быть бдительными к врагам церкви.
Конечно, говорят такие люди, Христос учил любить и ближних своих и
даже врагов своих.
Мы их и любим, но как мы можем любить врагов Христовых?
Врагов Христовых нужно ненавидеть.
А кто враги Христовы, такие люди решают сами.
Человек, думающий иначе, верящий иначе, для них уже враг Христов. И
можно избавить себя от труда любви к нему, и можно спокойно отдаться
страсти ненависти к этому человеку.
И такие люди не замечают, что хотя они, может быть, и боятся
антихриста, служат они именно ему.
Ибо самый прямой путь торжества антихристова в этом мире, это изгнание
из мира любви.
И самая главная его победа будет тогда, когда дух любви будет изгнан
из церкви. А это сейчас сделать может быть легче, чем когда бы то ни
было.
Ибо в церковь приходят люди,
которых не учили по-христиански любить,
Но которые очень хорошо знают,
что значит ненавидеть,
что значит искать врагов,
что значит своих личных врагов представлять врагами истинной правды, и
во имя этой истинной правды призывать гибель на их головы.
Вот это они знают очень хорошо.
И что же нам делать сейчас, когда действительно в мире зла и ненависти
присутствует более, чем когда-либо, когда это зло и ненависть входят в
церковь, когда христианская любовь лукаво подменяется христианской
ревностью, не по разуму, не по любви, а по злобе и осуждению.
Нам остается только одно, что впрочем, и всегда оставалось христианам.
Осознав то, что мы действительно не способны сами по себе
по-христиански любить, молить Господа о том, чтобы Он даровал нам эту
способность любить. Не сразу она нам дастся.
Пусть сначала мы научимся хотя бы прощать те обиды, которые наносятся
нам самим. А потом пусть мы научимся, прощая обиды, творить дело
милосердия по отношению к тому, кто нас обидел.
Пусть мы не будем их еще любить, пусть нам будет трудно их прощать и
трудно творить в отношении их дела милосердия, но попытаемся сделать
хотя бы это. Это будет наш малый шаг навстречу Господу.
И тогда не по нашим усилиям, но по милосердию Божию, Господь, видя то,
что такие, ненаученные любить, но наученные ненавидеть, мы все же
пытаемся прощать, пытаемся творить дела милосердия, Господь даст нам
великую способность любить.
Преподобный Серафим Саровский был одним из немногих людей, живших в
этом мире, который действительно по-христиански умел любить. За этой
способностью любить стоял тяжелейший труд духовный,
молитвенно-аскетический, тяжелые скорби и немощь. Любовь с легкостью
не дается. С легкостью дается лишь ненависть.
Так возьмем же на себя, дорогие братья и сестры, труд любви во имя
Бога, труд прощения и милосердия.
И тогда последнее слово сегодняшнего евангельского чтения, слово о
том, что Отец наш Небесный будет по отношению к нам столь же
милосерден, сколь мы милосердны по отношению к нашим ближним, сбудется
в нашей жизни.
И оно будет звучать для нас не как приговор, ибо мы немилосердны, а
значит, Отец наш Небесный не будет по отношению к нам милосерден, но
как великий залог нашего с вами спасения и прощения.
Будем всякий раз, видя человека, помнить о том, что от нашего
отношения к нему зависит и отношение Господа Бога к нам. И тогда в
нашу жизнь незримо, но вполне реально войдет Христос. И слова великого
апостола Иоанна Богослова, который больше других апостолов знал о
трудной страшной судьбе мира и говорил «любите друг друга», станут
нашими словами.
Пусть не по нашей немощи, но по милосердию и благодати Божией любовь
будет среди нас.
Аминь.
Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.
В исполненном подлинной Христовой любви Святом Евангелии трудно найти
строки, которые бы столь сурово обличали каждого из нас, нежели те
строки, которые прозвучали сегодня, и которые говорили нам о любви к
врагам.
Действительно, как нам научиться любить врагов, если мы даже ближних
своих, делающих нам немало добра, не любим, а подчас даже ненавидим?
Действительно, как нам исполнить то, что Христос полагает в основу
христианской жизни?
Если мы вдумаемся в сегодняшнее евангельское чтение, искренне
попытаемся сопоставить его смысл с нашей жизнью, то каждый из нас
должен будет в сердце своем сказать, что он не просто плохой
христианин, а что он, может быть, совсем еще не христианин.
Сколь бы много мы ни ходили в храм,
сколь бы много ни молились,
сколь бы хорошо ни соблюдали посты,
если нет в нашем сердце способности любить,
то
мы еще далеки от Христа,
мы еще не стали христианами.
И, тем не менее, каждый раз, когда сегодняшнее евангельское чтение
звучит в храме, каждый раз церковь указывает нам именно на это.
И очень трудно жить с мыслью о том,
что ты действительно еще так далек от Христа.
Что ты действительно еще не способен любить не только врагов, но и
даже друзей, даже своих родных людей.
И кажется, что любое наше покаяние, любое наше уверение Бога в том,
что мы сможем, в конце концов, когда-нибудь по-христиански любить,
будет ложью, будет неправдой.
И действительно, может после этого поселиться уныние, ибо
действительно мы немощны и слабы, ибо не можем по-христиански любить.
Да, нам многое в этой жизни нравится,
и люди,
и вещи,
и продукты,
и развлечения.
Нравится, но это не значит, что мы их любим. А между тем нет иного
пути, чтобы стать христианином, кроме как полюбить.
И вот здесь сокрыта, может быть, одна из главных тайн христианского
откровения в этом исполненном злобы, ненависти, зависти и осуждения
мире.
Действительно,
Царство Христово не от мира сего, потому что это
Царство Любви, и
Царство это утверждается в мире сем, исполненном зла и ненависти. И
это царство от мира сего постоянно стремится в наше с вами Царство не
от мира сего, в Церковь, для того чтобы и в Церкви люди не любили, а
ненавидели, осуждали и презирали.
И это мы часто видим даже не только среди людей, далеких от церкви, но
и среди тех, кто считает себя людьми церковными.
Чтобы понять причину этого,
чтобы увидеть путь выхода из этого царства ненависти, злобы,
осуждения, которое рвется сквозь церковные врата в Царство Христово,
нужно попытаться ощутить себя в полной мере предстоящим пред Христом.
И задуматься над тем, почему так сложилась судьба наша, судьба наших
предков, что так мало было в жизни нашей и в жизни их любви.
Действительно, возможно современникам Христа, которым трудно было
понять Его проповедь, в чем-то было легче, чем нам.
Ибо мы с вами являемся продолжателями той эпохи, в которой ненависти
было более, чем когда бы то ни было.
И мы с вами,
не пройдя с детства школы любви,
не сталкиваясь с детства с примерами той подлинной христианской любви,
о которой говорит Евангелие,
очень хорошо прошли школу ненависти.
Прошли ее мы,
прошли ее наши отцы и деды.
Когда-то наших предков учили ненавидеть все то лучшее, чем жила
Россия. Ненавидеть дворянство, потому что оно служило России многие
века.
Ненавидеть духовенство за то, что оно несло веками свет Христовой
истины в сердца наших предков.
Ненавидеть купечество за то, что оно создавало материальное благополучие России.
Ненавидеть офицерство за то, что оно служило России и умирало на полях брани.
Ненавидеть интеллигенцию за то, что она просвещала и образовывала
поколения русских людей.
Ненавидеть даже крестьянство за то, что оно трудилось в поте лица и
нередко достигало действительно достойного человека уровня жизни и
сочетало тяжелый крестьянский труд с верой в Бога.
Их назвали презренным словом «кулаки» и объявили, что и их тоже нужно
ненавидеть.
И вот не стало за несколько десятилетий тех сословий, тех людей,
которые и являли очень часто пример жертвенности и сострадания.
И вот не стало за несколько десятилетий тех сословий, тех людей,
которые и являли очень часто пример жертвенности и сострадания, любви
и милосердия.
И прошла Россия мимо этих людей, и наступило страшное время, когда
человек, чтобы выжить, чтобы не быть арестованным и осужденным, должен
был постоянно изображать в своей жизни ненависть.
Он должен был постоянно обличать врагов, искать врагов, уничтожать врагов.
И врагами становились все.
Соседи по коммунальной квартире,
сослуживцы по работе, за которыми должно было следить, и на которых
должно было доносить.
И простая человеческая порядочность,
простая человеческая терпимость и сострадание стали подвигом.
Подвигом стало то, чтобы в ночь, когда соседа по квартире арестовали,
на другое утро подойти и поздороваться с его женой, погладить по
голове его ребенка.
Подвигом стало то, чтобы, живя в этом мире, остаться самим собой.
Ибо потом нас стали учить ненавидеть просто тех людей, которые не
похожи на нас, которые живут чем-то иным, чем должны жить мы все в
страшном царстве всеобщего равенства и обезличенности.
И так продолжалось десятилетия.
И страшно было войти в храм,
страшно было протянуть руку человеку, семья которого была
репрессирована, страшно было говорить правду.
И действительно, ведь очень немногие люди могут быть героями, тем
более, когда героев этих уничтожают на их глазах.
И постепенно мы свыклись с тем, что нужно жить так,
чтобы не только не любить, но
чтобы нужно было кого-то обязательно ненавидеть. И вот сейчас,
когда, казалось бы, стало легче,
когда не страшно идти в храм, когда можно говорить правду, в том числе
и правду о Христе.
Когда можно, не боясь быть расстрелянным и осужденным, говорить о том,
что ты христианин, и поступать, как христианин, мы чувствуем, как нам
это трудно. Более того,
когда в последние годы в церковь пришло немало людей, получивших
воспитание в обезбоженном обществе, мы увидели то же, что увидели
христиане четвертого века, когда после гонений на христианство в
Римской Империи христианство стало государственной религией, и в
церковь вошли многие язычники.
Эти люди принесли с собой тот дух ненависти и нетерпимости, в котором
они были воспитаны в прежние времена.
И вот уже мы в своей среде встречаем те же греховные страсти, те же
человеконенавистнические, а значит, и богоненавистнические призывы.
Мы видим, что очень часто церкви начинают превращаться в собрание
людей, которые думают не о спасении, не о любви Христовой,
а более думают
о ненависти к тем, кто
не так, как им кажется, молится,
не так, как им кажется, думает,
не так, как им кажется, веруют.
Эти люди постоянно любят говорить о том, что грядет антихрист, и
незаметно для себя более думают уже не о Христе, а именно об
антихристе.
Сейчас очень популярно размышлять о признаках его пришествия. Среди
тех, кто еще недавно пришел в церковь, стало признаком подлинного
благочестия постоянно с недоверием и ненавистью смотреть на окружающий
мир и говорить:
вот мы-то христиане, а кругом безбожники. Кругом царствует антихрист,
нужно быть осторожными,
нужно быть непримиримыми,
нужно быть бдительными к врагам церкви.
Конечно, говорят такие люди, Христос учил любить и ближних своих и
даже врагов своих.
Мы их и любим, но как мы можем любить врагов Христовых?
Врагов Христовых нужно ненавидеть.
А кто враги Христовы, такие люди решают сами.
Человек, думающий иначе, верящий иначе, для них уже враг Христов. И
можно избавить себя от труда любви к нему, и можно спокойно отдаться
страсти ненависти к этому человеку.
И такие люди не замечают, что хотя они, может быть, и боятся
антихриста, служат они именно ему.
Ибо самый прямой путь торжества антихристова в этом мире, это изгнание
из мира любви.
И самая главная его победа будет тогда, когда дух любви будет изгнан
из церкви. А это сейчас сделать может быть легче, чем когда бы то ни
было.
Ибо в церковь приходят люди,
которых не учили по-христиански любить,
Но которые очень хорошо знают,
что значит ненавидеть,
что значит искать врагов,
что значит своих личных врагов представлять врагами истинной правды, и
во имя этой истинной правды призывать гибель на их головы.
Вот это они знают очень хорошо.
И что же нам делать сейчас, когда действительно в мире зла и ненависти
присутствует более, чем когда-либо, когда это зло и ненависть входят в
церковь, когда христианская любовь лукаво подменяется христианской
ревностью, не по разуму, не по любви, а по злобе и осуждению.
Нам остается только одно, что впрочем, и всегда оставалось христианам.
Осознав то, что мы действительно не способны сами по себе
по-христиански любить, молить Господа о том, чтобы Он даровал нам эту
способность любить. Не сразу она нам дастся.
Пусть сначала мы научимся хотя бы прощать те обиды, которые наносятся
нам самим. А потом пусть мы научимся, прощая обиды, творить дело
милосердия по отношению к тому, кто нас обидел.
Пусть мы не будем их еще любить, пусть нам будет трудно их прощать и
трудно творить в отношении их дела милосердия, но попытаемся сделать
хотя бы это. Это будет наш малый шаг навстречу Господу.
И тогда не по нашим усилиям, но по милосердию Божию, Господь, видя то,
что такие, ненаученные любить, но наученные ненавидеть, мы все же
пытаемся прощать, пытаемся творить дела милосердия, Господь даст нам
великую способность любить.
Преподобный Серафим Саровский был одним из немногих людей, живших в
этом мире, который действительно по-христиански умел любить. За этой
способностью любить стоял тяжелейший труд духовный,
молитвенно-аскетический, тяжелые скорби и немощь. Любовь с легкостью
не дается. С легкостью дается лишь ненависть.
Так возьмем же на себя, дорогие братья и сестры, труд любви во имя
Бога, труд прощения и милосердия.
И тогда последнее слово сегодняшнего евангельского чтения, слово о
том, что Отец наш Небесный будет по отношению к нам столь же
милосерден, сколь мы милосердны по отношению к нашим ближним, сбудется
в нашей жизни.
И оно будет звучать для нас не как приговор, ибо мы немилосердны, а
значит, Отец наш Небесный не будет по отношению к нам милосерден, но
как великий залог нашего с вами спасения и прощения.
Будем всякий раз, видя человека, помнить о том, что от нашего
отношения к нему зависит и отношение Господа Бога к нам. И тогда в
нашу жизнь незримо, но вполне реально войдет Христос. И слова великого
апостола Иоанна Богослова, который больше других апостолов знал о
трудной страшной судьбе мира и говорил «любите друг друга», станут
нашими словами.
Пусть не по нашей немощи, но по милосердию и благодати Божией любовь
будет среди нас.
Аминь.
пятница, 16 сентября 2011 г.
О. Софроний (Сахаров)
Божественное бесстрастие не есть покой безразличия к сему ничтожному миру, вечно терзающему нас, как некий «мираж» (обманчивый), недостойный, по существу, никакого внимания. Нет. Сие бесстрастие есть любовь, объемлющая, одновременно носящая в себе и скорбь всего мира, и радость спасения.
О. Софроний (Сахаров)
среда, 7 сентября 2011 г.
Мученичество и евангельская бедность
Когда же мы услышали это, то и мы и тамошние просили, чтобы он не
ходил в Иерусалим. Но Павел в ответ сказал: что вы делаете? что
плачете и сокрушаете сердце мое? я не только хочу быть узником, но
готов умереть в Иерусалиме за имя Господа Иисуса.
Деяния Святых Апостолов 21:12-13
Христианская история знает немало примеров мученичества. На первый
взгляд может показаться, что христиане в этом отношении не
оригинальны: мученичество за идею или за убеждения известно многим.
И всё же есть существенная разница между мученичеством христианина и
любым другим. Чтобы страдать или, тем более, отдать жизнь за идею или
за убеждения, нужно быть героем. Чтобы страдать и даже отдать жизнь
за Христа, нужна бедность. Та самая библейская или евангельская
бедность, о которой говорил уже Исайя Иерусалимский, но которую
упоминает и Иисус в Нагорной проповеди, провозглашая блаженство
нищих.
Речь идёт, конечно, не о материальной нищете, хотя сама по себе она,
конечно, ни мученичеству, ни исповедничеству помехой быть не может.
Речь о том духовном состоянии, которое обозначается в библейских
книгах этим словом.
О состоянии, которое предполагает надежду только на Бога, и больше ни
на кого и на что. И понимание того простого факта, что в падшем мире
надёжной опоры для человека нет и быть не может, даже если что-то и
кажется таковой. Собственно, только такое отношение к миру и делает
человека настоящим бедняком: ведь, ничего не имея и страстно желая
заполучить то, чего не имеешь, бедняком в библейском смысле не
станешь.
А христианство можно считать совершенным выражением и воплощением
этой библейской нищеты: ведь христианство — жизнь в Царстве и по
законам Царства, а не по законам падшего мира. А жить по законам
Царства в падшем мире можно, лишь внутренне полностью отказавшись от
любых попыток удержать хотя бы толику того, что этот падший мир
называет жизнью. Ведь Царство занимает жизненное пространство
человека целиком, без остатка. И мученичество оказывается для жителя
Царства не потерей жизни ради идеи, как для жителя падшего мира, а
сохранением той полноты жизни Царства, ради которой не жаль
расстаться с тем, что этот мир называет жизнью.
Трудно и больно расставаться со своим. С тем, что тебе чуждо,
расстаться не жаль. Чем больше считает человек этот падший мир своим,
тем тяжелее с ним расставаться. Нищему нечего терять: ведь он отдал
Богу всё, у него нет ничего в подлинном смысле слова своего. А житель
Царства своей жизнью вообще не связан с падшим миром, хотя и
пребывает в нём, свидетельствуя о Царстве. И у него нет ничего, что
удерживало бы его в этом мире.
http://www.bible-center.ru/note/20110908/main
ходил в Иерусалим. Но Павел в ответ сказал: что вы делаете? что
плачете и сокрушаете сердце мое? я не только хочу быть узником, но
готов умереть в Иерусалиме за имя Господа Иисуса.
Деяния Святых Апостолов 21:12-13
Христианская история знает немало примеров мученичества. На первый
взгляд может показаться, что христиане в этом отношении не
оригинальны: мученичество за идею или за убеждения известно многим.
И всё же есть существенная разница между мученичеством христианина и
любым другим. Чтобы страдать или, тем более, отдать жизнь за идею или
за убеждения, нужно быть героем. Чтобы страдать и даже отдать жизнь
за Христа, нужна бедность. Та самая библейская или евангельская
бедность, о которой говорил уже Исайя Иерусалимский, но которую
упоминает и Иисус в Нагорной проповеди, провозглашая блаженство
нищих.
Речь идёт, конечно, не о материальной нищете, хотя сама по себе она,
конечно, ни мученичеству, ни исповедничеству помехой быть не может.
Речь о том духовном состоянии, которое обозначается в библейских
книгах этим словом.
О состоянии, которое предполагает надежду только на Бога, и больше ни
на кого и на что. И понимание того простого факта, что в падшем мире
надёжной опоры для человека нет и быть не может, даже если что-то и
кажется таковой. Собственно, только такое отношение к миру и делает
человека настоящим бедняком: ведь, ничего не имея и страстно желая
заполучить то, чего не имеешь, бедняком в библейском смысле не
станешь.
А христианство можно считать совершенным выражением и воплощением
этой библейской нищеты: ведь христианство — жизнь в Царстве и по
законам Царства, а не по законам падшего мира. А жить по законам
Царства в падшем мире можно, лишь внутренне полностью отказавшись от
любых попыток удержать хотя бы толику того, что этот падший мир
называет жизнью. Ведь Царство занимает жизненное пространство
человека целиком, без остатка. И мученичество оказывается для жителя
Царства не потерей жизни ради идеи, как для жителя падшего мира, а
сохранением той полноты жизни Царства, ради которой не жаль
расстаться с тем, что этот мир называет жизнью.
Трудно и больно расставаться со своим. С тем, что тебе чуждо,
расстаться не жаль. Чем больше считает человек этот падший мир своим,
тем тяжелее с ним расставаться. Нищему нечего терять: ведь он отдал
Богу всё, у него нет ничего в подлинном смысле слова своего. А житель
Царства своей жизнью вообще не связан с падшим миром, хотя и
пребывает в нём, свидетельствуя о Царстве. И у него нет ничего, что
удерживало бы его в этом мире.
http://www.bible-center.ru/note/20110908/main
пятница, 2 сентября 2011 г.
Архимандрит Софроний (Сахаров). Таинство христианской жизни
Аскеза развивает способность и тела, и духа сострадать страдающим, живо реагировать на их радости, интуитивно проникнуть в их нужды и молитвой найти нужное для них слово утешения или одним соучастием сердца сообщить им новые силы. Растущая в нас сострадательная любовь приближает нас к тому строю мыслей и чувств, которые мы видим в Самом Христе (ср.:Флп.2,5). По мере же уподобления нашего Христу в его земном явлении, мы, конечно, будем подобны Ему и в Его Божественном бытии. Именно сие и есть, что в богословии именуется «обожением», или «спасением человека».
Архимандрит Софроний (Сахаров). Таинство христианской жизни. С.127
Архимандрит Софроний (Сахаров). Таинство христианской жизни. С.127
суббота, 20 августа 2011 г.
not in the divine power only, but in divine compassion
Metropolitan Anthony of Sourozh
"I believe, Lord, help my unbelief"
21 JULY 1996
----
In today's Gospel, as in other parts of the New Testament, we see men,
women and children coming or being brought to Christ, in the hope that
they will be healed — healed of their physical disease, healed of
misery, of pain, of agony of life. And every time Christ says to them,
"Dost thou believe that I can do this?” And on this occasion, the man
who was asked about it concerning his ill son said, 'I believe, Lord,
help my unbelief’. But if we believe that Christ our Lord has power to
save, there is more to it, because what we are expected to believe is
not in the divine power only, but in divine compassion.
The text of today's Gospel speaks of mercy. Mercy means tenderness, it
means caring, but beyond this, there is this very great, and in a way
frightening word, ‘compassion’, which means readiness, and indeed not
only readiness but reality of suffering together, of carrying together
the whole suffering of another person. And indeed this is what God has
done in His incarnation. He has taken upon Himself not only the human
nature with all its frailty, but all the pain, all the suffering, all
the agony of each of us. And if we turn to Him, asking for healing,
for help, what we really mean to say is, 'I believe, Lord, that Your
love is such that there is no pain of mind, no agony of mind, no
suffering of body which You do not participate in. Yes, You have been
crucified, sharing not only our death, but the pain which sears at
every heart and tears every limb.' Can we turn to God in our need and
say, "Lord, I believe in Your compassion. I believe that whenever I
suffer, justly or unjustly, for my own fault or not, You suffer with
me, You share my agony; and beyond this, Your agony is greater than
mine, because You know, more than I do, about what I could be, in body
and soul.'
And so when we are in need of divine mercy or divine help, let us not
simply turn to Him and say, "Lord, I am in need and You have the
power”, let us turn and say, “I know, Lord, that there is no
suffering, no pain, no agony which You do not share with me; I worship
Your love, I bow down before Your crucifixion, I accept the horror of
Your sharing all my suffering, and, because I believe in Your
compassion so profoundly, so entirely, grant me to share in Your
wholeness”. Amen.
----
* All texts are copyright: Estate of Metropolitan Anthony of Sourozh
---
Metropolitan Anthony of Sourozh Library
http://www.mitras.ru/eng/
"I believe, Lord, help my unbelief"
21 JULY 1996
----
In today's Gospel, as in other parts of the New Testament, we see men,
women and children coming or being brought to Christ, in the hope that
they will be healed — healed of their physical disease, healed of
misery, of pain, of agony of life. And every time Christ says to them,
"Dost thou believe that I can do this?” And on this occasion, the man
who was asked about it concerning his ill son said, 'I believe, Lord,
help my unbelief’. But if we believe that Christ our Lord has power to
save, there is more to it, because what we are expected to believe is
not in the divine power only, but in divine compassion.
The text of today's Gospel speaks of mercy. Mercy means tenderness, it
means caring, but beyond this, there is this very great, and in a way
frightening word, ‘compassion’, which means readiness, and indeed not
only readiness but reality of suffering together, of carrying together
the whole suffering of another person. And indeed this is what God has
done in His incarnation. He has taken upon Himself not only the human
nature with all its frailty, but all the pain, all the suffering, all
the agony of each of us. And if we turn to Him, asking for healing,
for help, what we really mean to say is, 'I believe, Lord, that Your
love is such that there is no pain of mind, no agony of mind, no
suffering of body which You do not participate in. Yes, You have been
crucified, sharing not only our death, but the pain which sears at
every heart and tears every limb.' Can we turn to God in our need and
say, "Lord, I believe in Your compassion. I believe that whenever I
suffer, justly or unjustly, for my own fault or not, You suffer with
me, You share my agony; and beyond this, Your agony is greater than
mine, because You know, more than I do, about what I could be, in body
and soul.'
And so when we are in need of divine mercy or divine help, let us not
simply turn to Him and say, "Lord, I am in need and You have the
power”, let us turn and say, “I know, Lord, that there is no
suffering, no pain, no agony which You do not share with me; I worship
Your love, I bow down before Your crucifixion, I accept the horror of
Your sharing all my suffering, and, because I believe in Your
compassion so profoundly, so entirely, grant me to share in Your
wholeness”. Amen.
----
* All texts are copyright: Estate of Metropolitan Anthony of Sourozh
---
Metropolitan Anthony of Sourozh Library
http://www.mitras.ru/eng/
воскресенье, 7 августа 2011 г.
В день Олимпиады диакониссы вспомним слова из прекрасной книги, посвященной ей св. Григорием Нисским:
Посему Жених говорит: востани, и прииди. Какая сила в повелении! Глас Божий подлинно есть глас силы, как говорит псалмопение: се даст глас свой, глас силы (Псал. 67, 34); и: Той рече, и быша, Той повеле, и создашася (Псал. 32, 9). Вот и теперь сказал лежащей: востани, и еще: прииди и повеление немедленно исполняется на деле. Ибо невеста вместе и приемлет в себя силу Слова, и востает на ноги, и предстоит и делается ближнею свету, как засвидетельствовано Самим Словом, давшим сие приказание; ибо так говорит: востани, прииди ближняя Моя, добрая Моя, голубице Моя (Песн. 2, 10). Что за порядок в слове! Как одно соединено тесно с другим! Как связно, как бы в цепи какой, сохраняется последовательность понятий! Слышит невеста повеление, укрепляется в силах от этого слова и востает, проходит, приближается, делается доброю, именуется голубицей. Ибо возможно ли прекрасный образ увидеть в зеркале, в котором не бывало изображения какого-либо прекраснаго лица? Посему и зеркало естества человеческаго не прежде стало прекрасно, но уже после того, как приблизилось к прекрасному, отразило в себе образ Божественной красоты. Как имело оно в себе вид змия, пока лежало на земле, и на него взирало; так, подобно сему, поелику востало, лицем к лицу стоит с добром, а порок оставило позади себя; то, на что взирает, образ того и приемлет на себя. Взирает же на первообразную красоту, а красота — голубица. Приблизившись чрез это к свету, делается светом, во свете же отражается прекрасный образ голубицы, разумею ту голубицу, образ которой известил о присутствии Святаго Духа.
Так Слово, подав глас невесте, и как ближнюю, наименовав ее доброю, а за доброту назвав голубицею, продолжает и последующую речь, сказав, что не владычествует более унылость душевной зимы, потому что мраз не противостоит лучу.
Cвт. Григорий Нисский.
Точное изъяснение Песни Песней Соломона
http://mystudies.narod.ru/library/g/greg_nyss/song/5.htm
Так Слово, подав глас невесте, и как ближнюю, наименовав ее доброю, а за доброту назвав голубицею, продолжает и последующую речь, сказав, что не владычествует более унылость душевной зимы, потому что мраз не противостоит лучу.
Cвт. Григорий Нисский.
Точное изъяснение Песни Песней Соломона
http://mystudies.narod.ru/library/g/greg_nyss/song/5.htm
пятница, 5 августа 2011 г.
...we should notice someone else's need. Miracles of Christ. Fr. Anthony.
Metropolitan Anthony of Sourozh
Christ's miracles
20 July 1980
----
In the Name of the Father, the Son and the Holy Ghost.
We constantly read about Christ's miracles in the Holy Gospels, and we
ask ourselves, "why is it that such things were possible in those
days, and yet we see so few miracles in our own day?" I think there
are three possible answers.
The first is that we do not see the miracles that surround us, we take
everything for granted, as completely natural. We receive all the good
things from the hand of God as though they were normal, and we no
longer see that life is a wonderful, joyful miracle, that God wanted
to create us, that He called us from non-being into being, laid open
before us the whole miracle of existence. Nor did He confine Himself
to this. He called us to be His friends for ever, everlastingly to
live the eternal, divine life. He revealed Himself to us; we know that
He is, we know Him in Christ as the God whose love did not falter even
in the face of His own death which was to save those He loves. And
what about those miracles that are even less obvious to us, like
health, like peace, like friendship, like love? They are all pure
miracles — you cannot buy them, you cannot force anyone to give you
his heart; and yet all around us there are so many hearts open to each
other, so much friendship, so much love. And our physical existence
which we consider so natural — is not that a miracle?
That is the first point that I wanted to make: that the whole of life
is a miracle. I know, of course, that there is much, very much pain
and horror in it, but at the same time such a quiet yet unwavering
light shines in the darkness: if only we could believe in the light,
and so become children of light, as Christ says, the bearers of light?
There are two more remarks I should like to make. Today we read that
the people were in need, that the apostles noticed this need and spoke
to the Lord about it. And the Lord said: "It is up to you to relieve
this need, to feed these hungry people". "How?" they said, "we have
only two fishes and five loaves, can that possibly be enough for such
a crowd?" And Christ blessed those fish and those loaves and it was
enough for the crowd.
So what is expected of us in order that God can freely, by His
sovereign power, perform heavenly miracles on earth? First, that we
should notice someone else's need. So often we pass by it and do not
open the door to God to allow Him to enter and do that which it is
impossible for us to do. Let us open our eyes in order to see the
needs of the people around us — material, psychological, spiritual;
the loneliness and longing and countless other needs.
And another thing that the Lord urges upon His disciples is, "give
everything that you have, and we shall be able to feed them all." The
disciples did not leave aside some fish and some bread for themselves,
they gave it all to the Lord. And because they gave everything, the
Kingdom of God, the kingdom of love, the kingdom where God can act
freely and untrammelled, was established and all were satisfied. This
call is addressed to us also: when we see want, let us give all, and
all will be well.
Now a final remark: when the paralytic about whom we read a few weeks
ago was brought to Christ He saw the people's faith and cured the sick
man. We can supply the faith that is lacking in those around us, we
can carry them on our faith as on a stretcher. But faith is not
enough; in the case of the paralytic there was not only the faith that
the Lord could heal him, but there was caring love for the sick man.
If only there were such love amongst us the beginning of the Kingdom
of God would already be established in our midst, and God could act
freely.
Let us consider this, for every one of God's miracles was introduced,
and so to speak conditioned, by the participation of man. It depends
on us that the Kingdom which we pray and long for should be
established on earth, that Kingdom which we are called on to build
together with God and in His name. Amen.
----
* All texts are copyright: Estate of Metropolitan Anthony of Sourozh
---
Metropolitan Anthony of Sourozh Library
http://www.mitras.ru/eng/
Christ's miracles
20 July 1980
----
In the Name of the Father, the Son and the Holy Ghost.
We constantly read about Christ's miracles in the Holy Gospels, and we
ask ourselves, "why is it that such things were possible in those
days, and yet we see so few miracles in our own day?" I think there
are three possible answers.
The first is that we do not see the miracles that surround us, we take
everything for granted, as completely natural. We receive all the good
things from the hand of God as though they were normal, and we no
longer see that life is a wonderful, joyful miracle, that God wanted
to create us, that He called us from non-being into being, laid open
before us the whole miracle of existence. Nor did He confine Himself
to this. He called us to be His friends for ever, everlastingly to
live the eternal, divine life. He revealed Himself to us; we know that
He is, we know Him in Christ as the God whose love did not falter even
in the face of His own death which was to save those He loves. And
what about those miracles that are even less obvious to us, like
health, like peace, like friendship, like love? They are all pure
miracles — you cannot buy them, you cannot force anyone to give you
his heart; and yet all around us there are so many hearts open to each
other, so much friendship, so much love. And our physical existence
which we consider so natural — is not that a miracle?
That is the first point that I wanted to make: that the whole of life
is a miracle. I know, of course, that there is much, very much pain
and horror in it, but at the same time such a quiet yet unwavering
light shines in the darkness: if only we could believe in the light,
and so become children of light, as Christ says, the bearers of light?
There are two more remarks I should like to make. Today we read that
the people were in need, that the apostles noticed this need and spoke
to the Lord about it. And the Lord said: "It is up to you to relieve
this need, to feed these hungry people". "How?" they said, "we have
only two fishes and five loaves, can that possibly be enough for such
a crowd?" And Christ blessed those fish and those loaves and it was
enough for the crowd.
So what is expected of us in order that God can freely, by His
sovereign power, perform heavenly miracles on earth? First, that we
should notice someone else's need. So often we pass by it and do not
open the door to God to allow Him to enter and do that which it is
impossible for us to do. Let us open our eyes in order to see the
needs of the people around us — material, psychological, spiritual;
the loneliness and longing and countless other needs.
And another thing that the Lord urges upon His disciples is, "give
everything that you have, and we shall be able to feed them all." The
disciples did not leave aside some fish and some bread for themselves,
they gave it all to the Lord. And because they gave everything, the
Kingdom of God, the kingdom of love, the kingdom where God can act
freely and untrammelled, was established and all were satisfied. This
call is addressed to us also: when we see want, let us give all, and
all will be well.
Now a final remark: when the paralytic about whom we read a few weeks
ago was brought to Christ He saw the people's faith and cured the sick
man. We can supply the faith that is lacking in those around us, we
can carry them on our faith as on a stretcher. But faith is not
enough; in the case of the paralytic there was not only the faith that
the Lord could heal him, but there was caring love for the sick man.
If only there were such love amongst us the beginning of the Kingdom
of God would already be established in our midst, and God could act
freely.
Let us consider this, for every one of God's miracles was introduced,
and so to speak conditioned, by the participation of man. It depends
on us that the Kingdom which we pray and long for should be
established on earth, that Kingdom which we are called on to build
together with God and in His name. Amen.
----
* All texts are copyright: Estate of Metropolitan Anthony of Sourozh
---
Metropolitan Anthony of Sourozh Library
http://www.mitras.ru/eng/
четверг, 4 августа 2011 г.
из Антония Сурожского
...Когда молимся мы, не слышим ли мы в ответ, как пеpедает Исайя в шестой главе своего пpоpочества, что Бог восседает на Своем пpестоле и говоpит: Кого Мне послать?.. Часто ли нам случалось, любому из нас, услышав, даже как бы издали, из глубин совести, словно шепот, голос Божий, – часто ли нам случалось ответить: “Вот я, Господи, пошли меня! Пошли меня в сеpдцевину этой ситуации; я войду туда, я встану там, я пойду и останусь там, пока она длится. Не столько, сколько хватит моего теpпения, не до того момента, когда эта ситуация покажется мне слишком болезненной, – я останусь там до тех поp, пока обе стороны находится в ней, в солидаpности, от котоpой я не отpекусь”
Часто ли с нами так было? Не очень-то! Разве что вы бесконечно более выдающиеся люди, чем те, кого я встpечаю изо дня в день; я честно скажу от своего имени, как и от вашего: не часто… А тогда в чем же заключается наше заступничество? Где мы стоим? Тепеpь Бог мог бы задать нам вопpос: ты говоpишь, что не можешь молиться, потому что не знаешь, где Я? Я – в Гефсиманском саду; Я – там, где Меня пpибивают ко Кpесту; Я умиpаю, Я жажду; Я испускаю вопль всей тваpи, котоpую ты, человек, в особенности – ты, хpистианин, пpедал: Боже Мой! Боже Мой! Зачем Ты Меня оставил? Я умиpаю на Кpесте. А ты, – ты-то где?
Часто ли с нами так было? Не очень-то! Разве что вы бесконечно более выдающиеся люди, чем те, кого я встpечаю изо дня в день; я честно скажу от своего имени, как и от вашего: не часто… А тогда в чем же заключается наше заступничество? Где мы стоим? Тепеpь Бог мог бы задать нам вопpос: ты говоpишь, что не можешь молиться, потому что не знаешь, где Я? Я – в Гефсиманском саду; Я – там, где Меня пpибивают ко Кpесту; Я умиpаю, Я жажду; Я испускаю вопль всей тваpи, котоpую ты, человек, в особенности – ты, хpистианин, пpедал: Боже Мой! Боже Мой! Зачем Ты Меня оставил? Я умиpаю на Кpесте. А ты, – ты-то где?
Подписаться на:
Сообщения (Atom)
