Но вот завет, который Я заключу с домом Израилевым после тех дней, говорит Господь: вложу закон Мой во внутренность их и на сердцах их напишу его, и буду им Богом, а они будут Моим народом.
Книга пророка Иеремии 31:33
Иеремии пришлось жить в эпоху, полную противоречий. С одной стороны, это были времена религиозного подъёма и религиозных реформ. Правивший незадолго до плена Иосия много сделал для пропаганды и укрепления в Иудее яхвизма, как государственной религии. Внешне могло показаться, что число верующих в обществе резко возросло. Но нередко оказывалось, что эти новоявленные яхвисты вовсе не собирались отказываться от милых их сердцу домашних языческих культов. Яхвизм для них был, прежде всего, государственной, официальной религией, а на Яхве они смотрели, как на Бога — покровителя своей страны, но не как на Бога своего сердца и совей жизни. В сердцах и в жизни многих из тех, кто называл и (быть может, искренне) считал себя яхвистами, царили другие боги и другие ценности, ценности мира, который после ассирийских войн изменился необратимо. Что было делать пророку в такой духовной ситуации?
Осудить реформу Иосии, обличить религиозный формализм и двоеверие, а фактически язычество? Религиозный формализм и фактическое язычество Иеремия обличал неустанно, он вновь и вновь напоминал людям, шедшим в Храм, о том, что нельзя быть яхвистом наполовину, что такой половинчатый яхвизм хуже откровенного язычества, хотя бы тем, что открытый язычник, по крайней мере, не обманывается на счёт своей духовной жизни и своей религиозности. Но пророк прекрасно понимал, что отказ от реформ — тоже не выход, что откровенное язычество если и лучше язычества замаскированного, то лишь в той мере, в какой явный грех лучше греха тайного.
Где же искать вход, если ни откровенное попустительство язычеству, ни борьба с ним государственными силами и средствами результата не приносит? И тогда Иеремии было открыто, что для преодоления язычества нужно кардинальное обновление отношений Бога со Своим народом и с каждым конкретным человеком. Тора должна стать не просто текстом, выбитым на камне, она должна быть написана в сердце каждого.
Сердце в Библии — духовный центр человеческой личности, и если Тора будет написана в сердце человека, это будет означать, что человек станет ей следовать не по принуждению, пусть даже внутреннему, на которое он решается сам, по доброй воле, понуждая себя соблюдать заповеди, а естественно и органично, поскольку Тора станет тогда духовным ядром его личности и духовным стержнем его жизни. И тогда в жизни человека действительно не останется уже места никакому отступничеству и никаким языческим богам. Место в его сердце займёт тогда тот Единственный, Кто только и может дать человеку полноту жизни.
http://www.bible-center.ru/note/20111226/main
+++
Вот, Я пошлю к вам Илию пророка пред наступлением дня Господня, великого и страшного. И он обратит сердца отцов к детям и сердца детей к отцам их, чтобы Я, придя, не поразил земли проклятие…
Книга пророка Малахии 4:5-6
Что означают слова пророка об Илии, которого Бог пошлёт Своему народу перед наступлением дня Яхве («дня Господня»)? Можно было бы, конечно, понять его слова буквально, как многие их и понимали. В самом деле, в Книгах Царей есть упоминание о том, что Илия не умер, а был взят на небо живым. Конечно, собственно о вознесении пророка там никаких подробностей не сообщается: говорится лишь, что он отправился навстречу колеснице Яхве, спустившейся с неба, и исчез из виду. Больше его не видели, заключив из этого, что Илия был взят на небо живым. Но это ли имеет в виду Малахия? Илия замечателен не только легендой о взятии живым на небо, но и своим пламенным обличением отступничества и других грехов как властей, так и народа.
Он — бескомпромиссный и беспощадный борец за чистоту яхвизма. И если беспощадность Илии Бог скорее терпел, то его бескомпромиссность Ему была, безусловно, угодна. Оно и неудивительно: ведь за его бескомпромиссностью, порой проявляемой в форме воинственной и непримиримой, стояла та духовная цельность, без которой нельзя говорить ни о полноценной духовной жизни, ни о пути в Царство. Конечно, Илия был не единственным пророком, кому была свойственна такая бескомпромиссность. И слова пророка не обязательно понимать, как пророчество о возвращении в последние дни именно Илии.
Иисус не случайно указывает на Иоанна Крестителя, как на Илию, которого в евангельские времена народ так ждал, желая увидеть несомненный знак скорого прихода Мессии. Речь шла о свидетельстве, которое, как и свидетельство Илии в своё время, было приемлемо лишь для тех, кто был готов идти духовным путём, не оглядываясь ни назад, ни по сторонам. Спаситель не случайно говорит об Иоанне, как о пророке, пришедшем, по собственным Его словам, «в духе и силе Илии».
Речь, разумеется, идёт не о внешнем сходстве и не о физической силе. Речь идёт о дыхании («духе») и о силе Божьей, которые и позволяют человеку обрести ту внутреннюю силу и цельность, которые были так свойственны и Илии, и Иоанну. Бескомпромиссность как одного, так и другого была лишь следствием этой духовной цельности. Илии она помогла услышать Бога сквозь то «прозрачное безмолвие», опыт которого он пережил на Синае, Иоанну — почувствовать дыхание готового войти в мир Царства и узнать Того, Кто принёс Царство в мир. И обоих сделала верными свидетелями — Бога, Мессии и Царства.
http://www.bible-center.ru/note/20111221/main
+++
Посему Он оставит их до времени, доколе не родит имеющая родить; тогда возвратятся к сынам Израиля и оставшиеся братья их.
Книга пророка Михея 5:3
С Мессией Михей, как и другие (прежде всего, допленные) пророки, связывает собирание народа Божия, который во дни Мессии вновь соберётся на землю отцов, объединённую вокруг Иерусалима. Под «оставленными до времени» пророк, очевидно, имеет в виду ту часть народа, которая после разгрома Северного (Израильского) царства оказалась рассеянной по огромной Ассирийской империи: это рассеяние воспринималось (и не без оснований), как свидетельство богооставленности, как наказание Божие для той части народа, которая изменила Богу своих отцов.
Надо заметить, что на юге, в Иудее, на правителей Северного царства смотрели, как на отступников. И основания к тому были: ведь они проводили в своей стране политику религиозного двоеверия, а фактически, язычества, официально признав государственными целый ряд языческих культов наряду с культом Яхве.
Многие в Иудее смотрели на разгром Северного царства, как на закономерный итог этой политики. Но пророку, как видно, было открыто, что в истории народа Божия настанет день, когда придёт Мессия и полнота народа будет восстановлена. Конечно, Михей видит это восстановление, как процесс скорее политический, чем духовный. Но ведь пророческое восприятие духовной реальности всегда многопланово, и за реальностью исторической, общественной или политической, всегда стоит реальность духовная.
Так и здесь: Михей видит духовный процесс, как процесс политический и государственный. Он видит обновлённый Израиль таким, каким он был бы, если бы вдруг каким-то чудом вернулась блестящая эпоха Соломона. И эпоха Мессии действительно была блестящей, но не в том смысле, в каком говорит о ней пророк, хотя даже апостолы в день Вознесения ещё ожидали внешнего торжества, ожидали «восстановления царства Израилю».
Царство оказалось не таким, каким видели его допленные пророки. И Царь тоже оказался не таким, каким ожидали Его увидеть многие не только во времена Михея, но и в евангельскую эпоху. Но полнота народа Божия явлена действительно была. Правда, без внешнего величия, без сильного государства с героическими правителями во главе. В Царстве, которое, по слову Царя, «не от мира сего». И которое от этого не становится менее величественным.
http://www.bible-center.ru/note/20111224/main
+++
Но ныне, когда вы освободились от греха и стали рабами Богу, плод ваш есть святость, а конец - жизнь вечная.
Послание к Римлянам Святого Апостола Павла 6:22
Путь праведности во все времена воспринимался, как путь противостояния греху и освобождения от него. А вместе с тем во все времена всякому, кто относился к этому пути всерьёз, было ясно: полная свобода от греха — недостижимый идеал. И дело тут не только в недостатке решимости или человеческой слабости, но и в том, что после грехопадения сама человеческая природа противостоит желающему идти таким путём.
Когда Павел говорит о рабстве греху, речь идёт не об аллегории или гиперболе: после грехопадения человек действительно не властен полностью освободиться от того зла, которое проникло в его собственную природу, разлагая её изнутри. Конечно, с Божьей помощью разложению этому можно было противостоять, иначе ни о каком пути праведности вообще не имело бы смысла говорить.
Самое большее, чего мог достичь идущий путём праведности человек до прихода в мир Спасителя, — удержаться на склоне, не соскользнуть в бездну, не дать греху восторжествовать над своей жизнью безраздельно. О большем, о переломе ситуации в пользу праведности, таком переломе, после которого праведность стала бы присуща человеку, как его неотъемлемое качество, — о таком переломе не приходилось и мечтать.
Только приход Мессии изменил ситуацию кардинально. В мир вошло Царство, открывая идущим путём праведности новые возможности и новые перспективы. Теперь у идущего этим путём появилась, наконец, возможность избавиться от власти греха раз и навсегда. В самом деле: прежде, когда не только отдельный человек, но и мир в целом пребывал во власти зла и греха, вырваться из рабства греху можно было бы, лишь уйдя из мира, перестав быть его частью.
Альтернативой могло бы стать разве что пересоздание Богом мира заново. В некотором смысле именно это и происходит, когда в мир входит Царство: ведь законы Царства принципиально отличаются от законов непреображённого мира, так, что каждый, ставший его частью, может начать жизнь заново, с чистого листа. И путь праведности для тех, кто приобщился к Царству, становится именно путём полного освобождения от власти греха.
Но полное освобождение станет возможным лишь тогда, когда Царство раскроется также в полной мере, окончательно преобразив мир. Потому и говорит апостол, что целью жизни христианина является Царство: ведь, приобщившись жизни Царства в момент обращения ко Христу, христианин лишь начинает свой духовный путь, а завершится он с возвращением Спасителя во славе, когда и Царство раскроется до конца. Таким становится путь праведности после прихода Хориста: путём, начинающимся у порога Царства и завершающимся у престола Божия, где пребывает его полнота.
http://www.bible-center.ru/note/20111223/main
+++
Обетование же, которое Он обещал нам, есть жизнь вечная.
Первое Соборное Послание Святого Апостола Иоанна Богослова 2:25
О вечной жизни сегодня знают не только христиане, о ней слышал, наверное, каждый. Но о чём говорит апостол? Ответ кажется очевидным: о жизни после смерти, которую обычно и отождествляют с Царством Божиим. При этом предполагается, как нечто само собой разумеющееся, что вечная жизнь начинается «там», «за гробом», в посмертии, а та жизнь, которой мы живём здесь, по определению может быть только временной. Но это ли имеет в виду Иоанн? По смыслу греческого текста, «вечная жизнь» — не столько жизнь, продолжающаяся вечно, сколько жизнь, принадлежащая вечности. А это, конечно, не одно и то же. В принципе, жизнь, продолжающуюся вечно, можно представить себе, по крайней мере, теоретически, даже применительно к непреображённому человеку в непреображённом мире.
Более того: Библия не даёт нам оснований сомневаться в том, что до грехопадения человек (ещё непреображённый, но также и безгрешный) обладал тем, что можно было бы назвать практическим бессмертием: в принципе умереть он мог, но смерть, в том числе и смерть от старости, не была для него неизбежной. Однако к вечности в новозаветном смысле даже эта безгрешная, но естественная жизнь отношения не имела. В самом деле, Иоанн, как и другие апостолы, говоря о вечности, имеет в виду прежде всего Царство Божие.
Вечность Царства — не линейная, дурная бесконечность, не череда мгновений, тянущихся из прошлого в будущее, а полнота времён, где всё сущее существует, как единое целое, не раздробленное на сменяющие друг друга мгновения, подобно тому, как пребывает оно в непреображённом мире. И жизнь вечной, очевидно, можно считать лишь жизнь, связанную с этой полнотой времён, укоренённую в ней, а значит, укоренённую в Царстве. Царство же для нас, если мы христиане, — не будущее, а настоящее. Конечно, в нашем преображающемся, но ещё не преображённом до конца мире оно — не единственная реальность.
Впредь до полного преображения в нём будет сохраняться и заявлять о себе, наряду с Царством, входящим в мир, и прежний порядок вещей. Но жизнь вечная, о которой говорит апостол, уже сейчас может быть и действительно является частью Царства, независимо от того, где протекает её экзистенция. И в конце времён эта укоренённость станет видимой каждому, с тем, чтобы каждый, приобщившийся к вечной жизни, обрёл бы ту полноту Царства, которой искал.
http://www.bible-center.ru/note/20111227/main
Подписаться на:
Комментарии к сообщению (Atom)
Комментариев нет:
Отправить комментарий