четверг, 31 марта 2011 г.

Месяц Ксанфик. Апрель.


Так для всех…христиан есть первый месяц Ксанфик, называемый еще апрелем, и это есть день воскресения… он приносит радость всей твари… он распространяет между всеми веселие; он для христиан есть первый месяц Ксанфик, то есть время воскресения, в который прославлены будут тела их неизреченным светом.
Преподобный Макарий Египетский

Претворяющий полночь – в сиянье,
Безысходность – в ликующий крик,
Прелагающий в пенье – молчанье,
Приближается месяц КсанфИк,

Наполняющий каждому чашу,
Призывающий всякую плоть,
Сам достигнет подвалов и башен
Он, одетый в хитон и милоть.

Не преломит надломленной трости,
Не угасит курения льна, –
Он восставит забытые кости,
Даст вкусить воскресенья вина.

Он грядет – и сердца в ожиданьи
Прозревают Грядущего Лик,
Проложившего  путь из скитаний, –
Путь в пресветлый месяц Ксанфик.

6.01.2005

суббота, 26 марта 2011 г.

To die means to renounce... Fr Anthony


Христос умер на кресте для того, чтобы с нами разделить самое трагическое последствие нашего отступления, нашего отпадения от полноты общения с Богом. Он умер, потому что только смерть может выразить в предельном смысле, до предела любовь, себя отдающую для другого. Но мы не всегда готовы пожертвовать жизнью. И Бог, Который является самой Жизнью, для того чтобы мы не потеряли ее навсегда, пожертвовал Своей жизнью. Он согласился с нами разделить не только нашу смерть, но самое страшное условие этой смерти; пригвожденный на кресте Христос воскликнул: "Боже Мой, Боже Мой, зачем Ты Меня оставил?" Бог Его не оставлял; Христос в глубинах Своего Божества и даже Своего человечества, - нет, не терял Бога, но Он в Своем сознании вдруг соединился со всем человеческим миром, даже со всей тварью, на которую легло проклятие смерти из-за нашего падения, и это закрыло Ему Его человеческое сознание Его Божественной вечности. Он принял на Себя не только вещественную смерть, Он принял на Себя ужас потери вечной жизни, потери самой жизни с Богом.


Как нам после этого относиться к любви Господней? Так легко мы жалуемся на то, что Господь не исполняет наших просьб, нашей мольбы, порой - нашего крика о помощи, о спасении. И однако, если подумать: ведь Он отдал всю жизнь Свою, и не только простую человеческую жизнь, но жизнь Богочеловека, Человека, который был уже всецело единым с Богом, для того, чтобы мы могли поверить, что нас Бог любит.


Подумаем над этим и ответим Ему достойно. Ответим Ему не только верой в то, что Он отдал Свою жизнь за нас и мы Ему благодарны, - нет, благодарность не в словах должна выражаться, не в чувствах, а в жизни. И мы должны научиться жить так, как нас учит жить Господь. В первую очередь понять, что любовь - это не трогательное чувство, это не умиление, не сладкосердие, это готовность, и не только готовность, - но реальность отдачи собственной нашей жизни для другого человека, для всех людей, для любого человека, дорогого нам или безразличного, знаемого и не знаемого, для любого человека должна быть наша жизнь как жертва. И это можно выразить очень многими способами, потому что мы свою жизнь можем отдавать друг другу множеством путей.


 


++++


 




And  yet,  this  following  is  not  devoid  of  tragedy because to be
disciple  of  Christ  we  must,  as  the reading of the Epistle at our
baptism  warned us, die with Him in order to be risen with Him. To die
means  to renounce, in an act of loyalty, of friendship, of solidarity
with  Him,  of  respect  and veneration for Him, of recognition of the
cost  to  Him for His love of us, to renounce everything which was the
cause  of  His death. We must reflect on everything which is within us
which  makes  us  alien to God, unworthy of ourselves, unworthy of His
love.


 


…. So is it with our sins: there is nothing
which is small, and there is nothing which is great, if - and the ‘if’
is important - if we do not find a way of putting it aside.


 


And  so,  from  the twilight of sin revealed to us, to the light which
has  shone  through the Saints and in the Saints, of the Divine grace,
we come to the light pure, perfect, revealed in God, and at each stage
we are told by God: are you going to respond to this? Is the horror of
darkness not sufficient to make you shudder? Is the vision of what can
be  done  not enough to inspire you? Is My Own life and death for your
sake  not  sufficient  to  move you? We are given one chance after the
other to change, to respond: let us do it! Let us make haste to do it!
There  is  a passage in the Great Canon in which it says, Let the hand
of Moses covered with leper convince you that God can cleanse your own
life which is covered in leper... Yes - if leper could be washed by an
act of God, all leprosy which stains us, destroys us in soul, in body,
which  undermines the purity of our heart, darkens our soul, makes our
will  unfaithful  to  our  own vocation and to the calling of God, all
that can be healed.



пятница, 25 марта 2011 г.

Богородице Дево, радуйся! Исайе, ликуй!

В тот день отрасль Господа явится в красоте и чести, и плод земли -
в величии и славе, для уцелевших сынов Израиля.
   Книга пророка Исаии 4:2


Первые мессианские пророчества в яхвистской истории связаны с именем

одного из величайших пророков Израиля Исайи Иерусалимского. Это он

впервые назвал Мессию «ростком» или «побегом» («отраслью»), и

впоследствии определение это закрепилось в яхвистской традиции, как

одно из названий обещанного Богом Мессии. Конечно, образ Мессии у Исайи

ещё близок к традиционному образу праведного правителя, каким он

представлялся ранним пророкам. К тому же, Исайя был уверен, что Мессия

придёт уже совсем скоро, а Его приходу будут предшествовать серьёзные

катаклизмы, которые станут испытанием веры народа Божия. Что это:

ошибка пророка? Аберрация исторического зрения? А может быть, не то и

не другое? Конечно, когда дело касается проекции таких великих духовных

событий, как, к примеру, приход Мессии, на земную историю, ошибки в

хронологии не только возможны, но и почти неизбежны: слишком уж

большими оказываются временные интервалы, которые нужно охватить

духовным взором. Но главное, скорее всего, всё же не в аберрации

исторического зрения. Главное в том, что в планах Божиих отсутствует

предопределённость. У Бога нет заранее определённой даты прихода Мессии

так же, как нет у Него и заранее определённой даты Его возвращения. И в

том, и в другом случае возможны варианты. Всё зависит от духовного

состояния народа Божия и человечества в целом. И тогда, когда, как это

было во время правления Езекии и проповеди Исайи, народ пребывает в

состоянии духовного подъёма, вероятность прихода Мессии действительно

повышается. С точки зрения истории можно было бы сказать, что такое

состояние народа объективно приближает приход Мессии, так же, как

состояние духовного упадка его объективно отодвигает в более

отдалённое, а иногда и неопределённо далёкое, будущее. А пророк лишь

видит духовное состояние народа и открывающиеся при этом возможности.

Не больше, не меньше.

http://www.bible-center.ru/note/20110325/main

среда, 23 марта 2011 г.

Он вернет нам жизнь...

   И введу эту третью часть в огонь, и расплавлю их, как плавят
серебро, и очищу их, как очищают золото: они будут призывать имя Мое, и
Я услышу их и скажу: "это Мой народ", и они скажут: "Господь - Бог

мой!"
   Книга пророка Захарии 13:9

Пророки не раз говорили о том, что обещанного Богом Мессию встретит и в

мессианское Царство войдёт не весь народ, а остаток, который по

определению составит не большинство, а меньшинство народа. Захария

говорит в этом случае об одной трети народа. Наверное, число это надо

считать символическим: ведь еврейская община Вавилона, пережившая плен,

членов которой и можно было бы считать остатком, о котором говорили

пророки, составляла гораздо меньше трети от допленной численности

еврейского народа. А вот о смысле происходящего все пророки говорят

одинаково. Захария и здесь прибегает к символам: он говорит об

«огненном очищении», о «переплавке» народа. Особенно замечательно, что

говорится всё это уже в эпоху послепленную. Как видно, пророку было

открыто, что перед приходом Мессии народ ждёт ещё одно испытание,

подобное тому, которое он пережил во время вавилонского нашествия.

Исторически таким испытанием можно было бы считать гонения Антиоха

Эпифана и последовавшие в ответ на них маккавейские войны. Конечно,

говорить о гибели третьей части народа во время гонений не приходится и

в этом случае, но, как видно, речь шла о той пропорции, которая

характерна для соответствующего технологического процесса, упомянутого

пророком, при котором содержащиеся в руде примеси отделяются от

металла. Смысл же пророчества вполне ясен: чтобы войти в Царство, нужно

избавиться от всего, что несовместимо с его жизнью. И во время гонений

наносное в человеке, как и во всякой критической ситуации, отделяется

от того главного, что составляет его духовную суть. А народ в целом

разделяется на тех, кто готов идти путём Царства, несмотря на гонения,

и тех, кто не готов к испытаниям. Проверка жёсткая, но неизбежная.

http://www.bible-center.ru/note/20110323/main

+++

Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святаго Духа,
Которого имеете вы от Бога, и вы не свои?
   Первое Послание к Коринфянам 6:19


О духовной жизни вообще и о христианской духовной жизни, в частности, сказано и написано немало. Но что же такое всё-таки духовная жизнь христианина? Нам порой бывает очень непросто ответить на этот вопрос, быть может, ещё и потому, что под духовной жизнью в наши дни часто имеют в виду многое из того, что не имеет к ней прямого отношения: тут и богословие, и мораль, и собственно религия, и мистические переживания, и многое другое, что, будучи связано с духовной жизнью и ею порождено, всё-таки ей не тождественно. Ведь под духовной жизнью, очевидно, естественнее всего подразумевать жизнь нашего духовного «я», на библейском языке обычно называемого сердцем, а оно проявляет себя, в первую очередь, как воля и отношение. И наша духовная жизнь — это, прежде всего, отношения, связывающие нас с Богом и с ближними. Тут-то и начинается самое интересное. Дело в том, что, судя по многочисленным библейским свидетельствам, Бог согласен строить с нами отношения только на Своих условиях. Он нам ничего не навязывает, Он лишь предлагает нам Себя, но при этом требует, чтобы мы впустили Его в свою жизнь безусловно и абсолютно. На меньшее Он, похоже, не согласен. Но тогда и оказывается, что, если мы желаем иметь нормальные, полноценные отношения с Богом, нам придётся отказаться от того, чтобы принадлежать себе. А если мы решимся на это, наше сердце и всю нашу жизнь, внутреннюю и внешнюю, наполнит дыхание Божие, то дыхание Царства, о котором пишет апостол. И тогда Бог Сам вернёт нам ту жизнь, которую мы решились отдать Ему. Вернёт в такой полноте, которую мы никогда не обрели бы без Него, без Его помощи и без Его участия.

http://www.bible-center.ru/note/20110220/main

+++

И будет в тот день: горы будут капать вином и холмы потекут молоком,
и все русла Иудейские наполнятся водою, а из дома Господня выйдет
источник, и будет напоять долину Ситтим.
   Книга пророка Иоиля 3:18

Иногда в пророческой проповеди бывает нелегко провести границу между собственно проповедью и пророческим видением. Во многом это объясняется тем, что в таких видениях реальность нашего мира часто соседствует с реальностью мира духовного. Здесь нет ничего удивительного: ведь и Бог сотворил мир таким, чтобы в нём не было резкой границы между духовным и природным, при всём их различии. Такая граница — следствие серьёзной повреждённости мироздания, причиной которой стало, между прочим, и грехопадение тоже. Но пророкам в их видениях мир нередко открывается таким, каким Бог его задумал изначально и каким, по-видимому, он станет вновь после полного преображения. Такой и видит Иоиль Иудею. С одной стороны, перед нами всё та же хорошо знакомая земля, с её горами, по которым весной струятся потоки талой воды, оливковыми рощами, виноградниками, стадами, пасущимися в долинах. А с другой — текущая из-под фундамента Иерусалимского Храма река живой воды: она уже в допленный период стала символом мессианского Царства и той новой жизни, которую обретёт каждый, к этому Царству причастный. Так что же это: ещё земля или уже небо? Наверное, и то, и другое. А с другой стороны, не совсем то и не совсем другое. И небо, и земля уже не совсем такие, как раньше. Быть может, это те самые новое небо и новая земля, о которых говорит нам Книга Откровения. Царство, приоткрывшееся пророку, о котором он свидетельствует нам. То самое, вход в которое открывает нам посланный Богом для нашего спасения Мессия.
http://www.bible-center.ru/note/20110304/main


+++

   От мертвого, как от несуществующего, нет прославления: живый и
здоровый восхвалит Господа.
   Книга Премудрости Иисуса, сына Сирахова 17:25-26

Читая Библию, легко заметить, что библейские книги почти ничего не говорят нам о посмертии. Ни о какой жизни после смерти, ни о каком посмертном воздаянии в Библии не говорится ничего или почти ничего. А «почти» сводится к тому опыту, который есть и у других народов ближневосточного культурного ареала. Речь идёт о мире теней, о царстве мёртвых, куда попадает человек, когда жизненная сила его оставляет. В этом мрачном мире человек превращается в тень, и существование там жизнью можно назвать лишь с большой натяжкой. У человека не остаётся ни воли, ни памяти, его сознание едва брезжит, так, что ни о каких мыслях и чувствах и речи быть не может. Неудивительно, что автор книги отрицает возможность прославления Бога умершими: существование в этом мире теней (в Библии он называется по-еврейски «шеолом», а по-гречески «аидом») несовместимо ни с какой духовной жизнью. Представления о посмертном воздаянии и о благом посмертии на Ближнем Востоке в древности существовали лишь в Египте и в Греции, и там, и там они появились поздно и на яхвизме никак не отразились. Зато они оказали несомненное влияние на средневековые христианские представления о посмертии и о посмертном воздаянии, породив учение о рае и об аде. Вся надежда на воздаяние в яхвизме, а позднее в иудаизме была связана лишь с днём Суда и всеобщего воскресения, представления о котором уже в эллинистическую эпоху стали в Синагоге повсеместно распространёнными и общепринятыми. И здесь уже не было речи ни о каком посмертии, ни о какой «полу-жизни»: Бог возвращает каждому жизнь во всей полноте, если только человек в состоянии её принять и войти в царство Божие, став его жителем. На меньшее Бог не согласен, даже если бы человек и согласился на полумеры. Таков библейский ответ на вопрос о смерти: воскресение и полная победа над смертью, как над тем злом, которое с Царством не совместимо в принципе.

http://www.bible-center.ru/note/20110228/main

+++





понедельник, 21 марта 2011 г.

Младший брат.

9 марта/22 марта - день его памяти.

Кесарий Каппадокиец, врач…

О нем почти никто не знает; о нем вспоминают от силы один раз в год те, кто заглядывает в церковный календарь. Его имя обычно теряется и в сиянии подвига сорока севастийцев, и в славе его знаменитого старшего брата.
Трудно, если не невозможно, найти его икону. Его нет среди «собора целителей» - как и многих его собратий по искусству, впрочем. Как составлялись эти списки? По принципу – «те, кто помогает?»…Очевидно, он «помогает» плохо. Как и Александр Галльский – мученик из «Церковной истории» Евсевия…

…Младший брат – это почти приговор судьбы. Особенно, если старший гениален. Но судьбы нет. Так сказал мученик Трифон судье…

Младшему брату положено оставаться в тени и помогать старшему в трудах. Не затеняет ли мощная, почти эпическая фигура Василия Великого его братьев Григория Нисского и Петра Севастийского? Рядом с Василием неразлучно стоит его друг, Григорий – поэт и богослов, так явно «не умеющий жить», идеалист и интеллигент четвертого века. Из его слова – надгробного!- как и из нескольких разрозненных замечаний в его трудах, мы знаем о младшем брате.

Что вынудило его бежать из отчего дома в Новый Рим? Почему, невзирая на требования строгого отца – Григория старшего – он оставался там? Не загадка ли перед нами, не семейная ли тайна?
Крутой ли характер отца – о котором даже Григорий говорил в Похвальном слове на его могиле –был тому причиной? Старший брат, в отличие от младшего, был послушен – пусть со слезами, со стенаниями – но он принял иго и управления имением (Какой, в самом деле, помещик-крепостник из Григория Богослова?!) и пресвитерства – а потом и епископства. Григорий, ребенок, вымоленный у Бога кроткой Нонной, не мог противиться тем, кто отрывал его – помимо его воли – от милой его сердцу созерцательной жизни.

Младший брат, родившийся так неожиданно, после долгого бесчадия матери, вслед за старшим, был иной. Не сходство ли в характере с отцом вызвало эту затянувшуюся – на всю недолгую жизнь Кесария – семейную драму? Отец – строгий и бескомпромиссный к себе и другим, честнейший человек, не знающий, что такое взятки и воровство из казны, безгранично любимый народом – и потому внушающий страх даже императорским чиновникам – не хотел ли отец видеть рядом с собой помощником Кесария? Младшего вместо старшего? Не потому ли требовал он – безрезультатно – от сына вернуться в Назианз?

Но Кесарий не вернулся. Он сражался против власти отца – и победил.

Константинополь принял его – молодого врача, только-только закончившего обучение в блистающей науками и искусствами Александрии. Город Константина принял его с такой же силой радушием, какая сравнится с неприятием к его старшему брату – позже, значительно позже…Камни, что бросала в него толпа, Григорий будет помнить всегда.

Младший брат был одарен – и одарен многогранно. Один, без поддержки родных он делает карьеру при дворе – провинциал из далекой Каппадокии становится знаменитым придворным врачом. Григорий в ужасе. Даже в Надгоробном слове он не удерживается, чтобы не повторить – «мне это было совсем не по вкусу». Братская любовь не понимает этого, увы – она не всегда идет рука об руку с братским пониманием.

Стремительное восхождение Кесария по ступеням придворной лестницы при императоре Констанции.

Он – совсем молодой человек, не достигший еще и тридцати лет – член сената, один из архиатров. Его каппадокийский акцент – тот самый, что чернь Нового Рима будет высмеивать у его брата – не стал для него помехой. Он сражался среди столичных интриг – и победил. Он – врач и философ, политик и ученый. Но врач императора-воина – военный врач, всегда сам воин, как Махаон из Илиады.

Наступает 361 год. Со смертью Констанция разгоняются сгустившиеся тучи гражданской войны. В Новый Рим входит новый император – Юлиан. На его знаменах уже нет монограммы Константина – первых букв имени Христа – «Хи» и «Ро». Он – Гелиодром, служитель Непобедимого Солнца.
«Немедленно покинь двор Отступника!» - летят письма в Новый Рим из гористой Каппадокии. Там, вдали, за Назианзом, за рекой Ирис, виднеются горы Армении, там – Арарат, куда причалил ковчег Ноя. Вернись! Вспомни о судьбе Хама и Ханаана!

Он не вернулся.

«В семье не без урода» - подумали благочестивые люди в Каппадокии. «Горе-то какое, Нонна!» - говорили соседки, крестясь. Нонна молчала. Она знала, что за сердце у ее младшего сына.
Сорок севастийцев стояли в водах озера – их полк снова вернул себе ровный счет. Один воин покинул их, но вернулся другой. Помнишь, Григорий, когда ты уснул на празднике в честь Сорока мучеников, твое видение? Кирион, Кандид, Домн, Исихий, Ираклий, Смарагд, Евноик, Валент, Вивиан, Клавдий, Приск, Феодул, Евтихий, Иоанн…

…Он мало писал домой. Как он готовился к диспуту с императором Юлианом? Для всех его знакомых это было лишь формальной процедурой – признать правильность веры императора-язычника и сделать новый шаг по карьерной лестнице. То, что Кесарий будет участвовать в диспуте, его друзьями было воспринято, как намек на грядущие императорские милости. Полноте, не стал ли так малоизвестный епископ Пигасий главным жрецом? Да и не он один…

Когда он шел на диспут, придворный врач, Орибасий, изнывал от зависти. Почему император возвышает отступивших христиан, и забывает старых друзей-эллинов, которые всегда были с ним, несмотря на опасности и угрозы. Как несправедлива судьба!

Но судьбы – нет.

«Карьерист! Лицемер!» - шептались за его спиной иные. «Верно говорят, что змея, укусив каппадокийца, умерла!».

Это было – сражение. Двух философов и двух риторов. Кесарий спорил с императором – и не был побежден. Он не поддался и – победил. Юлиан шокирован такой дерзостью. Не панегирик услышал он – столь привычный ему, хоть он верил и не верил во все эти слова обращения в эллинство зв теплое место при дворе в награду. Но зачем вступать в диспут, если не желаешь сдаваться? Это – вызов? Но Кесарий врач вырос при алтаре, где лежали тела воинов-севастийцев…

…Его не казнили. Кто знает, готов ли он был к мученичеству тогда? Думал ли он об этом – одинокий, вдали от непонимающих родных и шумных, многочисленных друзей? Юлиан не хотел давать христианам мучеников. Ссылка. Кесарий удален от двора навсегда.

Какая головокружительная, пьянящая свобода в его поступках! Ветер ранней церкви развевает полотнища сброшенных знамен с монограммой «Хи» и «Ро». Нет, это не пресловутое – «легко добыто, легко и прожито». Это – мужество воина.

Это – та свобода во Христе, которая с легкости отличит левую руку от правой, главное от балласта, которая знает, какие вещи можно вменить, как сор, когда речь заходит о главном.
Едва достигший тридцати лет молодой человек, познавший славу и власть, совершил поступок, достойный зрелого мужа и философа.

«Отправляйся в свою каппадокийскую деревню! Там будешь философствовать!»

Жизнь сломана – как казалось, навсегда. Он отдал Христу все, что было его – по праву, заработано трудом и бессонными ночами. Не раздумывая, отдал.

Его не казнили. Но, кроме жизни, он потерял все, что имел – а думали, что он к этому «всему» и стремился в столице… Впрочем, о ссыльном скоро забыли. Гнев императора скор. Где вы, веселые друзья с пирушек? Он и не ждал, что они придут или напишут письмо. Овидий напрасно уговаривал лучшего друга писать ему в ссылку – что взять с тех, которые привыкли угощаться за чужой счет!

И лишь верный Григорий восклицает: «Кесарий, это лучше, чем если бы ты разделил с Юлианом царство!». Отчего же позже убежишь ты в ужасе из славных Сасим, Григорий?

…Орибасий начал писать свой труд. Дюжина писцов исправно строчат перьями по дорогому пергаменту – все оплачено из государственной казны. Имя Орибасия войдет во все учебники по истории медицины. Имени Кесария там никогда не будет. «Орибасий – знаменитый врач четвертого века, написавший самый подробный свод по античной медицине». И лишь немногие в скобках заметят, что он был никудышним хирургом, а современники называли его «обезьяна Галена» - в молодости он вскрыл одну или двух обезьян.

О, эти долгие полтора года! Словно погружение в смерть, которому нет конца… «Григорий, пиши, не скрывай своих талантов!». Они говорят о Платоне и Пифагоре, о Гиппократе и Асклепиаде, о течении звезд и о причине приливов.

Споры – на грани шутки – братьев о том, кто более любим матерью. «Я один питался ее молоком, как же ей не любить меня более всех?» - смеется Григорий.
Юлиан, раненый копьем неизвестного воина во время войны с персами, умер на руках своего придворного врача…

На престоле – престарелый император Иовиан, любимец солдат – христианин.

В 363 году Кесарий возвращается в Рим, оставив – теперь уже навсегда в своей земной жизни - Каппадокию. Откуда ни возьмись, появляются старые и новые друзья – император благоволит к нему. У Кесария много, очень много друзей. Он шутливо говорит об этом невзначай – с грустной улыбкой. Ему ли не знать, что такое одиночество?

К нему, бывшему ссыльному, снова ставшему известным и богатым, сватают наперебой знатнейших невест Константинополя. Напрасно. Он остается безбрачным. «Странно», - говорят за его спиной, - «такой хороший путь наверх – разумный, выгодный брак!»

Кесарий – квестор Вифинии, хранитель государственной казны. Покровительство императора Валента прочит ему еще более блестящее будущее.

Землетрясение в Никее уносит жизни всех, кто заседал с ним. Его, чудесно спасшегося, достают из под обломков. «Теперь-то», - в один голос пишут ему брат и Василий, - «теперь-то не будь неразумен – посвяти себя Богу!».

И он принимает крещение. Там же, в Вифинии. Он слагает с себя квесторскую тогу. Крещальная риза становится для него погребальной – внезапно развившаяся болезнь прерывает его земную жизнь. Друзья…Где вы? Напрасно взывает к ним в горе Григорий – письма из Каппадокии идут нескоро. Дом разграблен, тело лежит непогребенным. Сколько это продлилось?..

…Его похоронили в Назианзе, и Григорий сказал свое надгробное слово о брате. Нонна молча слушала слова старшего сына. Когда-то мать младшего из севастийских мучеников ободряла свое дитя, самого молодого воина, устрашившегося казни… Здесь же, рядом с телами сорока мучеников, в одной гробнице с младшим сыном, скоро упокоилась и Нонна. Они – и мать, и сын – были милостивы к страдальцам. Не желание ли сделать мир лучше влекло Кесария по ступеням государственной лестницы? Не было ли это отзвуком женского милосердия Нонны в жестоком мире мужчин? Приют для прокаженных был открыт Василием в 370 году на год позже его смерти. Григорий убеждал каппадокийцев, что прокаженные нуждаются в милосердии. Не мысли ли его младшего брата звучат в том слове Григория?

Но Кесарий умер неудачником. Он ничего не сделал – имя его полузабыто. Он умер молодым, в расцвете сил. Невзгоды ссылки наложили отпечаток на его жизнь.

Он не творил чудес, как другой знаменитый вифинский врач – Панталеон- Пантелеимон. В том же возрасте, как и Кесарий, Пантолеон предстал перед императором – и засвидетельствовал о воскресении Христа.

И радостным являлся Кесарий старшему брату в ночных видениях – умерший, но живой.
Святой Кесарий врач, моли о нас Христа Бога, Которого ты возлюбил!

____

Историческая повесть о Кесарии Каппадокийском "Врач из Вифинии" - http://proza.ru/2009/07/04/912

Святой Кесарий врач

Царственное благородство христианское
Не посрамилось в тебе, Кесарий врач,
Чистой Нонны сын,
Григория брата со-таинник красноречивейший
и целитель благороднейший:
Перед царем неистовым
Новым Даниилом
В рве со львами
Победителем явил тебя
Христос Врач.


Как Иону, из-под земли
Вывел тебя Бог твой, Кесарий,
Образом Восстания Своего
И призвал тебя
К Себе
Из Вифинии, как прежде Пантолеона врача.



Богородичен:

К Силоамской купели
спасти
одинокого и страждущего сына Евина,
ангела и ходатая
тщетно ждущего,
пришел
Спаситель,
Друг и Брат,
И Человек от Господа –
Сын Твой, Мариам!

Сорок первый из сорока мучеников.

В несколько прыжков миновав лестницу, Каллист вбежал на галерею и, растерянный, остановился, с трудом переводя дыхание. Было так тихо, словно вместо сотен людей сюда по приказанию императора внесли статуи. Издалека доносился знакомый голос:

- Бог сошел вниз, к людям, и при этом не претерпел ни малейшего изменения. Не превратился Он из доброго в злого, из живого в безжизненного. Но как пища в груди кормилицы изменяется в молоко, чтобы соответствовать природе ребенка, или как одну пищу предписывают больному сообразно природе его болезни, а другую пищу вкушают крепкие и здоровые люди, так изменяется и сила Божия. Она питает души людей, становясь близкой каждому из них. Видишь, император, мы не учим, что природа Бога Слова изменяется, и здесь нет ни обмана, ни лжи, в котором ты упрекаешь христиан.

Рыжеволосый юноша, сидящий на корточках у статуи Гермеса, поспешно перевернул вощеную табличку и снова поспешно стал покрывать ее стенографическими значками.

- Да, император, христиане твердо убеждены, что Иисус явился не как призрак, но действительно жил среди людей. Иному учат гностики, которые считают материю злом и отрицают явление Бога во плоти. Если врач, как учил Асклепиад Вифинский и Аретей Каппадокиец, должен быть с больным до конца, сострадая ему, то что неразумного в том, что Бог, словно друг, возлюбивший род человеческий, поступил так же? Ты смеешься над тем, что христиане верят в то, что Бог стал нашим другом, над тем, что мы верим, что он снизошел на землю словно врач, пришедший в город, охваченный эпидемией чумы. Но разве Диодор с Самоса, Фидий из Афин, Никандр с Делоса, Полигнот с Кеоса, Менокрит с Карпафа, Дамиад из Гифия , люди, следовавшие закону Гиппократову, при Перикле и в другие времена не сделали то же? В этом они предвосхитили образ прихода Бога в человеческом образе. А разве нет у эллинов сказания об Асклепии, который из-за человеколюбия предпочел сам умереть, но избавить от смерти других? И если человек утратил целостность ума и тела, разве дурно поступает Слово Божие, став человеком, чтобы приблизившись к нашей природе так близко, насколько это возможно, исцелить ее в себе, своими смертью и восстанием, и вернуть человечеству эту целостность? Недаром Он сказал – «Я всего человека исцелил». Итак, ты напрасно упрекаешь христиан во лжи, император Юлиан.

- Довольно об этом, - раздался молодой, но неприятный, словно надсаженный, голос. – Довольно! Вы смеетесь над поклонниками Зевса, указывая его гроб на Крите, а при этом почитаете исшедшего из гроба Иисуса – якобы исшедшего! Вы не потрудились узнать о тайнах критского благочестия, но осмеяли их, со свойственной вам, галилеянам, дерзостью и невежеством.

- На это я отвечу стихами эллинского поэта, а не христианина:
«Лгут критяне всегда:
Измыслили гроб твой критяне;
Ты же не умер, но жив,
О Зевс, присносущный Владыка!»

Тишина стали пронзительной, такой, что у Каллиста на мгновение заложило уши. Потом раздался голос Юлиана, негромкий и хрипловатый:

- Я рад слышать, что Кесарий врач знаком с эллинской поэзией, а не только с эллинским врачебным искусством. Если же Кесарий врач разделяет мысли галилеян, хулящих все эллинское, то, по справедливости, он должен прекратить не только читать все, написанное вдохновленными богами поэтами, но и оставить искусство медицины. Не помнит ли он, что еще о Гиппократе говорили, что в писаниях его звучит голос бога? Позволено ли тому, кто считает галилейское учение истинным, двоедушно лукавить и пользоваться эллинской мудростью, которую галилеяне презирают и хулят? У вас есть своя, галилейская медицина – творите чудеса и исцеляйте водянку, проказу и катаракту, лишь прикосновением, как, по вашим рассказам делал Основатель вашего учения, но не касайтесь Гиппократа, Асклепиада и Галена!

- Что касается мудрости Гиппократа, то он предчувствовал заповедь о любви ко всякому человеку, которую принес Иисус, и учил внимательно относиться к больным без различия  их происхождения и достатка. Что до Асклепиада, он тоже недалеко стоит от заповедей Иисуса. Кстати, он исцелял некоторых больных касанием руки! И хочешь ли знать, император Юлиан - все лучшее, сказанное или совершенное, принадлежит нам, христианам, потому что служит прообразом совершенства Сына Божия.

- Довольно. Это не проповедь, а философский диспут. Ты забыл, что ты не у отца на приходе в своей каппадокийской глуши? И забыл, что Гален имел случай узнать о Христе, но не стал христианином, продолжая всю жизнь служить Асклепию Пергамскому.

- Гален? Я следую за ним, только когда он прав.

четверг, 17 марта 2011 г.

Письмо из Токио. Прошу молитв о Надежде...

Моя близкая и старшая подруга, коренная японка, Иоко, в Святом Крещении Надежда, по образованию - филолог-русист, православная, живет в Токио. Вот одно из ее писем ( я убрала личные моменты)

  Дорогая   Оля,

Огромное спасибо  за  твою  теплую  душу.  Но  я  живу  и  работаю  нормально.
Истинно  в  магазине  нет  ни продуктов  ни  хлеб  ни  туалетной  бумаги  ни  риса,  ни  воды,  но  у  меня  все  в  порядке. Теперь  газ,  вода  и  электричество  все  работают. Не  беспокойтесь. И  мне  надо  помогать  жизни  детей.  Почему-то  дети  бегут  ко  мне, когда  случается  трясение.
Благодарю  Вас  от  всего  сердца. У  меня  одна  просьба. Молитесь  за  нас  и  людей,  которые  живут  на  северо-востоке  в  Японии.
                                                         С  любовью 
                                                                      Надежда



суббота, 5 марта 2011 г.

Жеребята

Каким бы странным способом ни попал юноша Каэрэ из нашего обычного секулярного мира в мир, где религиозность требует жертв, и зачастую не просто возливания кобыльего молока и возжигания ладана, но и жертв кровавых, человеческих и конских, это не заставляет его предать монотеистическую традицию своего далекого мира, хотя он сам вполне арелигиозен.
Однако потеря веры в бога европейской цивилизации неминуема и болезненна для Каэрэ, но вместе с этим приходит любовь к Сашиа, сестре жреца Великого Уснувшего и деве Всесветлого, которая изменяет его жизнь. После того, как благодаря жрецу Миоци, брату Сашиа, Каэрэ избегает смерти в жертвенной печи, для него наступает мучительный выбор между безрелеигиозностью и служению богу степи, Великому Табунщику, чей образ начинает безраздельно овладевать им.
Тем временем выясняется, что сестра жреца и его лучший друг, иноземец, врач Игэа принадлежат к запретной секте. Жрец в гневе и растерянности – но времени у него уже нет: соседнее государство, где почитают не Всесветлого а Темноогненного бога Уурта уже заставляет его соединить их алтари и признать власть чужого божества. Для жреца, Миоци, воспитанника Белых гор, созерцателя, ищущего творца миров, это неприемлемо. Он готов к ритуальной смерти, но к чему это приведет, не знает ни он сам, ни его сестра, ни предавший свое прошлое Каэрэ, ни дочь воеводы, тайно любящая жреца Миоци…

http://www.proza.ru/2009/04/26/635


среда, 2 марта 2011 г.

Династии и генеалогии. Размышляя над судьбами


Страшная клятва Гиппократа.


Удивление приносит знакомство с древним памятником греческой письменности, входящим в так называемый Гиппократов Корпус. Мы привыкли восхищаться «Клятвой Гиппократа», хотя мало кто, увы, читал ее целиком и еще меньше знают о том, что она называется просто «Клятва», реже – «Клятва врача». Высокая этика этого текста остается современной – не случайно все присяги и клятвы, которые приносят молодые врачи-выпускники, основаны на этом древнем тексте. И о достойном отношении с пациентом говорится там, и о почитании научившего тебя медицинскому искусству, и о целомудрии во всех смыслах… Только одно ускользает от нашего современного сознания – если бы эта Клятва выполнялась во всем ее древнем смысле, не стали бы врачами ни Антон Павлович Чехов, ни Николай Александрович Вельяминов, ни Михаил Афанасьевич Булгаков, ни Лука Войно-Ясенецкий. Причина проста: «Клятва» гласит, что «наставления, устные уроки и всё остальное в учении я клянусь сообщать своим сыновьям, сыновьям своего учителя и ученикам, связанным обязательством и клятвой по закону медицинскому, но никому другому». Это подметил крупный исследователь Гиппократова корпуса Людвиг Эдельштейн, совершивший, кстати, в середине двадцатого века переворот в подходе к истории античной медицины. Он сломал многие сложившиеся в XVII-XIX стереотипы восприятия места и роли античного врача в обществе. Врач греческой древности – это не богатый, украшенный перстнями человек, это странник, с посохом идущий по дорогам, небогатый периодевт. Это ремесленник. И искусство врачевания называется «techne iatrike» - подобно искусству горшечника.


Итак, ты можешь стать врачом только в том случае, если твой отец – врач.


К счастью, эта клятва рода асклепиадов, потомков Асклепия, таинственного бога-героя, победителя смерти и врача, очень быстро потеряла этот первоначальный смысл.


Бунт Галена


В семье зажиточного пергамца, известного архитектора Никона – горе. Упрямый единственный сын – «нравом в мать!», восклицает в горести Никон – не желает более учиться отцовскому искусству.


«Чего же ты хочешь, дитя мое?» - вопрошает усталый Никон.


«Хочу учиться на врача!» - отвечает юноша сквозь слезы.


«Этого еще не хватало!» - кричит в сердцах Никон, швыряя дифрос, маленький табурет, в угол. Раб-сириец ловко уворачивается, и дорогая египетская ваза разлетается на осколки.


Юноша в слезах убегает в свою спальню, Никон приказывает высечь раба, пытается сосредоточиться на хозяйственных книгах – но от расстройства все валится из рук. Усталый, измученный многодневной домашней войной, он возжигает светильники перед статуями богов, и, конечно, перед статуей покровителя их города, Асклепия Пергамского, и ложится спать, призывая судьбу-Тюхе быть милостивой к нему, несчастному архитектору…


Наступает ночь. Созвездие Асклепия-Змееносца сияет над Пергамом, над храмом Асклепия, над медицинской школой при нем, над домом многострадального Никона…


«Никон!» - говорит некий муж в белом одеянии. – «Ты поступаешь против воли богов!»


Никон ворочается на своем беспокойном ложе, но не просыпается.


«Отдай сына в мою семью, Никон!» - говорит божественный гость. – «Его удел – среди асклепиадов!»


Так в Пергамском асклепейоне во втором веке нашей эры появился новый ученик, слава которого дошла до Рима и пережила два тысячелетия. Сын архитектора Никона, Гален Пергамский –придворный врач римского императора Марка Аврелия, а затем и его сына Коммода. Врач, которого почитали и в античности, и в Средние века в Европе и на арабском Востоке. Имя его не забыто и теперь. А кто помнит его однокашников из врачебных семей?


Потомственные монахи-художники эпохи Возрождения


Всем известна история любви отца реформации августинианца-монаха Мартина Лютера и монахини Катарины, принесшей на свет шестерых детей. Но менее известна история монаха Филиппо и монахини Лукреции, истинных чад эпохи Возрождения. Фра Филиппо, сирота, воспитанный монахами и принявший в пятнадцать лет монашество, выкрал из монастыря монахиню Лукрецию, ставшую матерью его детей, в том числе талантливого Филиппино. Папа Римский по ходатайству Козимо Медичи, все-таки признал этот брак законным, освободив супругов от монашеских обетов. Филиппино рано осиротел и стал учеником Ботичелли, одна из известнейших его картин - Видение св. Бернарда в Бадиа во Флоренции. Самые знаменитые работы Филиппо находятся в соборе города Прато.


Мимесис и рыжий Сашка.


С древних времен обучение состояло в подражании – по-гречески «мимесис». Ученик должен был стать, «как учитель его» (Мф. 10:25), будь то обучение Торе при ногах Гамалиила, как было в жизни Павла, или плотницкому мастерству, как было в жизни отрока Иисуса из Назарета, названного сына Иосифа. Тысячи и тысячи сыновей учились ремеслу от своих отцов и передавали выученное дальше. «Древний мир… верно хранил предание, традицию. Отец мог оставить поэму сыну, чтобы тот её кончил, как мог оставить возделанную землю. Возможно, «Илиаду» создал кто-то один; быть может — целая сотня людей. Но помните: тогда в этой сотне было больше единства, чем сейчас в одном человеке. Тогда город был как человек. Теперь человек — как город, объятый гражданской войною», - писал Честертон.


Кажется, эта традиция древнего мира сохранилась в семьях скрипичных дел мастеров. В итальянском городе Кремоне с 1097 года упоминается род Амати, но впервые это имя зазвучало на весь мир, когда молодой Андреа Амати, еще двадцатишестилетний молодой человек, уже стал ставить свое родовое имя на свои инструменты. Вместе с братом Антонио они открыли мастерскую и творили  в ней то, что потом будет называть «классической скрипкой» - круто закругленная головка, не очень выпуклые деки, узкая талия, удлиненные и изящные пропорции. Впервые они обратили внимание на выбор древесины для скрипки – только клен и ель брали они,  а особый лак был вторым секретом того, отчего скрипка пела, словно дева-итальянка с голосом сопрано. Эти скрипки были в числе скрипок короля, и немногие богачи могли позволить себе их иметь. Андреа и Антонио стали основателями великой скрипичной династии – их сыновья были также гениальны, как отцы, но чума унесла всю семью в могилу, едва не прервав род Амати навсегда. И внук Андреа – Никола, единственный, выживший, продолжил завещанное ему.


Но ему, Никола, было суждено нечто большее, чем стать воскресителем рода Амати-скрипичных дел мастеров. В его школе родились основатели других великих школ, он стал, как источник, из которого разбегаются десятки полноводных, сильных рек – Руджери, Гранчино, Санто Серафин … Один из его учеников – носящий имя его славного деда, Андреа, и фамилию Гварнери, основал новую школу, а уже его внук, самый знаменитый из Гварнери, Джузеппе, получит эпитет Дель Джезу – «Иисусов»: он всегда подписывал скрипки тремя греческими буквами: иота-эта-сигма, IHC – акронимом Спасителя.


Второй ученик Амати известен всем. Это – Антонио Страдивари, проживший долгую и счастливую жизнь, чьи скрипки пели звонче и веселее скрипок Амати, и чей секрет никогда не будет разгадан – грунт ли, лак ли дают скрипкам его удивительный голос? Или так поет душа неродного наследника великого Амати, достроившая город, допахавшая поле, допевшая песню?


Стоит отметить, что когда К.В.Третьяков подарил Московской консерватории в XIX веке коллекцию смычковых инструментов мастеров Амати, Гварнери и Страдивари, он сделал это под одним, но строгим условием:  эти инструменты предназначались для употребления беднейшими учениками… Династия может родиться не от плоти и крови, но и от бескорыстия-любви учителя и от доверия-любви ученика…


Но в том же девятнадцатом веке после дуэли на Черной речке сыновья не допишут поэмы русского Гомера – и он, пожалуй, сам не представлял это возможным. Пушкин писал в письмах жене о любимом сыне Сашке: «Да, в кого-то он рыж? Не ожидал я этого от него! ... Не дай Бог ему идти по моим следам, писать стихи, да ссориться с царями! В стихах он отца не перещеголяет, а плеть обуха не перешибет…»


Родословие по Матфею.


Когда читаешь один из самых, пожалуй, непонятных отрывков Нового Завета – Родословие Христа у Евангелиста Матфея, невольно вовлекаешься в восторг повествователя, повторяющего – «четырнадцать, четырнадцать, четырнадцать родов!». И потом уже понимаешь, что это – радость о Мессии-Давиде, и его число – четырнадцать – с умыслом образовано в родословной, а вернее, кратком богословском трактате Матфея. Да, Иисус – Давид, Давид и Давид! И Он – от плоти и крови Авраама и Исаака, Иорама и Иоафама, Авиуда и Азора – поколений и поколений давидидов. Он – корень и потомок Давида, и этим все сказано!


Все? Но, заканчивая родословие на ликующем «пришел Давид!», евангелист словно перебивает себя и говорит: (по-гречески это звучит значительно ярче): «а что касается Рождества Иисуса Христа, то оно было так».[1]


И родословие, генеалогия генезиса-бытия Бога с людьми вырывается за рамки человеческих ступеней, по которым тяжко шагает к надежде поколение за поколением, Авраам и Исаак, Авиуд и Азор – «не получая обещанного» (Евр.11:39). Бог действует совершенно свободно, и Иисус рождается наперекор всем планам и рассчетам – но тогда зачем Овид и Иессей? Зачем династии праведников книги Бытия и так ярко напоминающие их родословие Евангелия от Матфея?


Но пути Бога во Христе – пути парадокса.


Сын плотника и плотник по ремеслу Сам – как несхож Иисус с Иоанном Предтечей, Своим троюродным братом, сыном священника, впитавшего с ранних лет традицию, передающуюся от отца к сыну со времен Аарона и Моисея, и благороднейшая черта людей это династии – ревность по Боге, до смерти – своей ли, чужой ли…


И приходит к Нему на Иордан неузнанный младший брат – сколько таких младших родственников в восточных бедных селениях, Бог весть! Иоанн совершает крещения и узнает Того, кто будет учить не тому, что постиг в мимезисе от учителя через поколения и поколения, а будет учить «со властью», то есть напрямую от Бога, минуя династии и родословия наставников.


Он, Иисус, Сын Божий, Сын Человеческий, словно действует вне династий, родословий и самой традиции – хотя на одежде Его пришиты кисточки-цицит, а после крестной смерти Он будет завернут в плащаницу-тахрихим – как все сыны израилевы.


Он словно не был в традиции – и это привело Его на Крест, но Он был в ней настолько, что подорвал все родословия и генеалогии изнутри, как разорвалось небо над Иоанном, как разорвалась храмовая завеса в день Его распятия.


И поэтому в Его новое родословие пришли разные люди от пределов земли, не от рода Авраама, а сирофиникаяне, греки, римляне, славяне и азиаты. Потому что Он теперь, Воскресший, может любого чужого сделать братом, любого непохожего –  научить тому, как слышать Отца…


Непотомственные гении – русские писатели


Удивительно, но великие творцы русской литературы – литературы, открывшей и открывающей миру Христа Страждущего, Христа Кроткого, Христа Неузнанного и Узнаваемого, были вне литературных династий. Словно им, как некогда Саулу, было слово от Духа – и вот, дворяне отчего-то «стали писать», хотя им-то это, на простой житейский взгляд, зачем было? Не из семей писателей вышли Достоевский, Толстой, Тургенев, и не рассчитывали они  на то, что их дети закончат неоконченные романы. Здесь – тайна исхода из династии, сродни тайны Авраама, уводящего Исаака на гору Мориа. Исааку не дано прожить жизнь, похожую на бурную жизнь своего отца, не дано узнать тайну поднятого меча над жертвой всесожжения…


Смерть доктора Боткина.


Четвертый сын Сергея Петровича Боткина, Евгений, пробовал искать свой путь, поступив на физико-математический факультет Петербургского университета, но проучился там всего лишь год, и стал врачом, как и его знаменитый отец, закончив с отличием Военно-Медицинскую Академию. Научная и медицинская карьера его – поистине головокружительны. После командировки заграницу в Гейдельберг и Берлин,  он защищает диссертацию, посвященную своему отцу – его первому наставнику и вдохновителю. Оппонентом его выступает сам великий Павлов. Далее – награды за отличия в русско-японской войне, преподавательская деятельность… и, наконец, он – придворный врач, лейб-медик, приглашенный в царскую семью по просьбе императрицы Александры Федоровны.


Наступает 1917 год. Доктора Боткина вызывают на допрос.


«Слушайте, доктор, революционный штаб решил Вас отпустить на свободу. Вы врач и желаете помочь страдающим людям. Для этого Вы имеете у нас достаточно возможностей. Вы можете в Москве взять управление больницей или открыть собственную практику. Мы Вам дадим даже рекомендации, так что никто не сможет иметь что-нибудь против Вас».


…Этот Боткин был великаном. На его лице, обрамленном бородой, блестели из-за толстых стекол очков пронизывающие глаза. Он носил всегда форму, которую ему пожаловал государь. Но в то время, как Царь позволил себе снять погоны, Боткин воспротивился этому. Казалось, что он не желал признавать себя пленником.


«Мне кажется, я вас правильно понял, господа. Но, видите ли, я дал царю мое честное слово оставаться при нем до тех пор, пока он жив. Для человека моего положения невозможно не сдержать такого слова. Я также не могу оставить наследника одного. Как могу я это совместить со своей совестью. Вы всё же должны это понять».


 «Для чего Вы жертвуете собой для… ну, скажем мы, для потерянного дела?»


 «Потерянное дело? — сказал Боткин медленно. Его глаза заблестели. — Ну, если Россия гибнет, могу и я погибнуть. Но ни в коем случае я не оставлю царя!» [2]


Для доктора Боткина был выбор – продолжить традиции династии врачей, дело своего отца-врача – или стать умереть смертью неудачника с другими неудачниками. Но не случайно его отец – и врач, и христианин – дал ему имя «Евгений» – «благородный». Евгений продолжил традицию отца-христианина, и остался великим врачом, достойным своей династии.


Евгений Боткин был расстрелян в ночь с 16 на 17 июля 1918 года вместе со своими пациентами – взрослыми и детьми из династии Романовых…


Вопреки всякой безнадежности, совершается чудо – династия русских врачей сливается с династией русских царей, становясь династией мучеников Христовых, и обретя себя в Сыне Давидовом, Сыне Божием, Сыне Марии….


 







[1] Синод. пер. Мф. 1:18




[2] И. Л. Мейер «Как погибла Царская Семья»


 


P.S.Этот материал был написан по просьбе журнала "Вода Живая", а потом, в последний момент, по необъясненным причинам, отклонен.