Если подумать о мучениках первых веков, то мы видим, что их отличают некоторые черты. Это были люди — мужчины, женщины, дети, — которые открыли для себя Бога и Христа как высшую ценность, нашли в Нем весь смысл жизни. Для них Он был все во всём. Когда Его имя порочили, когда Его Личность ставили под вопрос, они, оставаясь верными Ему, могли только умереть за Него. С другой стороны, в них, поверивших во Христа, происходила глубокая перемена: они умирали ради того, чтобы жить вечно. Вспомните шестую главу Послания к римлянам. Они умирали смертью Христовой и оживали вновь Его Воскресением, они обладали вечной жизнью, и эта вечная жизнь направляла и исполняла силой их временную жизнь. Для них «умереть» означало не «погибнуть», «исчезнуть», а освободиться от краткой, преходящей жизни в уверенности, что достигнешь полноты вечной жизни в Боге. Жизнь была Христос, смерть — приобретение.
Восхищение мучениками, благоговение перед их подвигом, откровение Бога через них приводило людей к обращению, но сами мученики стремились лишь к тому, чтобы быть свидетелями Христа, засвидетельствовать победу Божию. Со времени русской революции, среди непрекращающихся гонений, то жестоких и явных, то тайных и скрытых, развилось новое мировосприятие. Тут можно начать с мысли, выраженной не в славянском мире, а на Западе. Жан Даниелу говорит, что страдание — точка, где пересекаются добро и зло. Это так, потому что зло никогда не бывает абсолютным, метафизическим, развоплощенным: оно всегда выражает себя через людей, врезаясь в них, глубоко раня человеческую плоть или душу. Там, где есть страдание, ненависть, жадность или трусость, всегда есть и личное человеческое отношение. Но победа неминуема: зло, так сказать, оказывается во власти добра, потому что в тот момент, когда мы претерпеваем страдание, у нас появляется поистине божественное право — право прощать. Вслед за Христом, сказавшим: Прости им, Отче, они не знают, что делают! — мы можем повторить эти слова. Как сказал один из наших епископов перед смертью во время сталинских чисток, «придет день, когда мученик сможет стать перед престолом Божиим в защиту своих мучителей и сказать: Господи, во имя Твое и по Твоему примеру я их простил; Тебе больше нечего с них взыскать».
Это — новая ситуация, новое отношение к миру, а кроме того, и это тоже — один из аспектов любви, и часто превосходит нашу меру, потому что мы не хотим так поступить даже на нашем малом уровне. Часто ли мы способны простить до конца сваливающиеся на нас мелкие неприятности, мелкие огорчения? Но мученики являют нам новую высоту любви Божией в человеческих сердцах, новую победу Божию. Бог снова являет Себя, и мученичество одного перерастает в спасение другого.
Я надеюсь, эти примеры помогут вам понять, что святость никогда не бывает индивидуальным актом, — здесь слово «индивидуальный» означает последний предел дробления, точку, после которой больше делить невозможно. Святость это всегда действие, которое охватывает всю полноту Церкви. Святость — любовь Божия, действующая свободно и сознательно.
Наша святость может состояться в мире, наше бытие может стать творческим и спасительным действием, действием святости, лишь в ту меру, в какую мы способны соответствовать воле Божией. Здесь свое особое место занимает понятие мудрости. Мы видим ее в Пророках, в Патриархах, в новозаветных святых: это их внутренняя способность хранить глубокий покой, абсолютную устойчивость, глубоко и терпеливо вглядываться в мир с тем, чтобы различить в нем пути Божии, чтобы идти вслед Ему, потому что Он один — Путь.
( Антоний, митрополит Сурожский. "Святость")
Комментариев нет:
Отправить комментарий